Ящик Пандоры
Шрифт:
Клара перехватила взгляд Грязнова:
— Анатолий Михайлович извращает метод психотерапии, использует в своих сеансах гипноз. Меня беспокоит, не управляет ли он всей нашей перестройкой? Я сейчас пишу работу...
— Вот что, Клара Романовна, она же Фира Рувимовна и временами Клавдия Петровна, меня меньше всего интересует Кашпировский, с ним все ясно, он делает политически важное дело, успокаивает толпу: не режьте друг другу глотки.— Грязнов заметил, как напряглась огромная Кларина грудь и закосили в стороны когда-то зеленые, а теперь цвета болотной трясины ее глаза.— Так же, между прочим,
Не будь Грязнов в цейтноте, он бы с удовольствием поддержал светский разговор на модную тему, тем более, что в агентурно-оперативном деле МУРа значится, что дважды судимая Бальцевич, в прошлом недоучившийся врач, а ныне экстрасенс-гадалка, наряду с занятиями астрологией и гомеопатией балуется психотерапией: тайно готовит дельцов из теневой экономики к перекрестным допросам и очным ставкам в следственных органах. Некоторых из своих клиентов Клара время от времени сдает или МУРу, или ОБХ СС, или КГБ (в зависимости от жанра преступления и поступающих от этих организаций заявок) — так она откупается от правосудия.
— Меня интересуют данные на Татьяну Бардину и ее любовника Била. Только не делай мне удивленное лицо, Кларетта, и не вздумай сетовать на плохую память...— И тут у Грязнова мелькает весьма своевременная мысль и он продолжает, как ни в чем не бывало: — Тем более, что у компьютера память жуть какая вместительная. Где у тебя на них данные — на твердом диске или на припрятанной где-нибудь дискетке? А ну, давай, подружка, вызывай на экран нужный файл.
Грязнов не очень силен в компьютерной терминологии, но оперирует словами бойко. Клара, однако, быстро не сдается. Вытаскивает сигарету из коробки «Герцеговина флор», закуривает и предлагает Грязнову:
— Закуривай, майор. Зачем тебе компьютер? Я тебе продам Таньку с потрохом, мне жмурики как до п... дверцы.
— В «свою» решила поиграть, Кларисса? Так вот, гражданка Бальцевич, мне твоя «феня» по одному месту, понятно? И матерных слов я все равно больше тебя знаю раз в восемь. Давай, орудуй с умной машинкой. Ведь я сейчас вызову муровского программиста, и он быстро твою программку расшифрует. И весь твой экстрасенс вместе с компьютером испарится. А кстати, через кого все это сооружение достала?
— Законная сделка, товарищ милиционер,— зло говорит Клара.
— Ну, а все-таки, через кого персонально?
— Ничего не персонально, а через кооператив.
— «Рога и копыта»?
— Банально острите, товарищ милиционер. Кооператив «Логика».
— Через кого вышла на эту «Логику»?
— Через одного очень приличного человека. Его сейчас в Москве нет.
— Отдыхает?
— Да. Поехал к морю на пару месяцев.
— Ага, к морю. К Белому. И не на пару месяцев, а лет на восемь... Вот видишь, Клэйр, я тоже могу читать чужие мысли. Вот только как мне воздействовать на твои парапсихологические точки, чтобы ты поняла, что песенка твоя спета, если не захочешь сделать со мной гешефт. Догонишь в пути своего очень приличного человека, а потом будешь варить в лагерной столовой баланду для своих бывших подельников. Усекаешь, о чем идет речь?
Кончиком языка Клара слизывает кровавую помаду с губ, фиолетовые веки со страху подрагивают. Она знает, о чем идет речь: спекуляция
— На Бардину я сейчас распечатку сделаю,— говорит наконец Бальцевич и решительно подходит к компьютеру,— а никакого Била я не знаю.
Но Грязнов видит, как дрожат на клавишах Кларины короткие пальцы, слышит, как предупреждающе свиристит компьютер — Клара ошибается в командах. Но вот застрекотало печатающее устройство, и из него медленно полезли страницы убористого текста. Майор брал листы один за другим, прочитывал по диагонали. Упоминания о Биле или намека на него там не было.
— Ну, вот и ладненько. С Татьяной нам все ясно. Мужик у нее никудышный, значит, был. Это как же по-научному — онанист, фетишист, мазохист? Славные у нас министры, по ним психушки скучают, а они страной правят. А как же его чемпионка, Нинель эта, такую жизнь переносит, а?
— За миллион можно и потерпеть,— прошипела Бальцевич.
— За миллион?
— Слухи имеются. Она с него миллион за любовь потребовала.
— Это интересно, давай подробности.
— Приходит, значит, министр спорта Бардин к спортсменке Галушко, приземляется на колено и говорит: «Люблю тебя крепко, моя конфетка!» Так, мол, и сяк, прошу вашей руки. А в ответ слышит слова не девочки, а валютной бляди: «Все эти ваши сентиментальности, министр, мне до фонаря. Бросьте сначала жену, а потом к моим ногам — миллион, тогда отдамся!».
— И что? Получила?
— Получила.
— Откуда сведения?
— Друзья сказали.
— Может вспомнишь, где взял Бардин «лимон»?
— Ну, это беспредел, начальник. Методику его операций я не разрабатывала. Это уж простите, не мой бизнес, а ваш. За эти все ваши дела-делишки наше советское государство денежки у меня, налогоплательщицы, выдирает из зарплаты.
— Вот что, гражданка Бальцевич, ты мне нравоучения не читай. Я тебя сейчас заложу со всем твоим расфаканным бизнесом. В ОБХСС сообщу, как ты им показатели портишь, готовишь их людишек к допросам, а на своих клиентов даешь наводку мафиозникам. А людишкам шепну: сдает вас, горемычных, Клара чекистам, ох, как сдает. Вот смеху-то будет!
Нет времени у Грязнова заниматься с Бальцевич трепотней. И ему не нужны сейчас никакие сведения, за исключением одного: кто такой Бил. Он видит, что Клара приуныла после его угрозы, и добавляет:
— Так что — или мы имеем разговор о Биле, или...
— Ну уж ладно. Только, Слава, уговор. Я тебе — сдаю Била, а ты оставляешь меня в покое.
— Зависит, Клара, как дело доложишь,— смиренно произносит Грязнов.
Клара жмурит глазки, делает глубокую затяжку.
— Гадала на него Танька. По уши была в него втресканная. Мужик он был настоящий, размеры у него были — понятно, о чем говорю? — необыкновенные. Она говорила, что он большой сотрудник, привозил из-за границы шмотья всякого, мне тоже кое-что перепадало. Все хотела узнать, есть ли у него блядь какая. Вот я ей по картам всю правду и рассказывала.