Ящик Пандоры
Шрифт:
— Теперь, когда все это кончилось, вы могли бы пожениться, — заметила она.
У меня сердце сжалось от этих слов. Она как ребенок, хочет, чтобы все кончилось хорошо.
Мне снова снился Трой. Мы сидели на коробках в пустой комнате. Холодный ветер взметал белые занавески. Мне хотелось заговорить с ним, но я забыла все слова. Я только улыбалась, но он сидел отвернувшись и не видел меня.
Работы наверху закончились; офис Джона стал теперь фотостудией. Сегодня зашла туда.
Молодая женщина показала мне помещение. Офис, отделанный высветленным деревом, получился очень красивым. По всем стенам развешаны увеличенные фотографии — свадьбы, целующиеся пары. Они переделали абсолютно все. Невозможно поверить, что здесь когда-то был офис Джона Брэдшоу.
Моя спутница спросила меня, бывала ли я здесь раньше. Я ответила утвердительно.
Я проезжала мимо кладбища. Может, остановиться? И все-таки еду мимо. Вместо этого вызываю в памяти образ Троя — как он смотрел на меня в день нашей первой встречи, касался меня, каким мягким был его рот во сне. Все это проносится передо мной, будто фейерверк. И вот уже огни его гаснут, как я ни стараюсь их удержать.
Сегодня я поехала в тюрьму. По дороге старалась ни о чем не думать. Припарковав машину, я двинулась к зданию. Входная дверь могла бы быть дверью чего угодно — офисного здания, торгового центра. Охранник спросил меня, кого я хочу видеть.
— Я пришла навестить Джона Брэдшоу.
— Вы ему кто?
Я вспомнила Аманду, нашу встречу за кофе в «Ле Клафути».
— Его дочь.
Мне дали пропуск, и я вошла в вестибюль. Другой охранник стоял у запертой двери. Он нажал какую-то кнопку, дверь медленно и беззвучно скользнула в сторону, и я попала в промежуточную камеру. Открылась еще одна дверь, и третий охранник проверил мой пропуск.
Я прошла по коридору и попала в большую комнату, где было окно с толстым стеклом, перед которым стояла табуретка.
Я приготовилась долго ждать. Синтия сказала мне, что ей пришлось прождать сорок минут. На мою долю выпало всего пятнадцать.
Наконец вошел Джон. Я боялась увидеть его в наручниках, но их не оказалось. На нем был спортивный костюм, ярко-оранжевый, но даже в этой тюремной одежде он по-прежнему выглядел элегантно. На нем она смотрелась как пижама, изящная пижама.
— Спасибо, что зашли.
И ни слова о том, что я должна была бы это сделать давным-давно.
Я сказала, что знаю, какой у него хороший адвокат. Да, согласился он, все продвигается неплохо. Отстаивают версию непредумышленного убийства, так что, если все пойдет как надо, его выпустят через месяц-другой.
— Очень надеюсь.
Не хотелось спрашивать его, чем он тогда займется. И не хотелось говорить ему, что видела фотостудию, в которую превратили его бывший офис.
— Я страшно виноват, Пандора, — произнес
И я подумала о Трое. Я так старалась не вспоминать его. Не видеть его, лежащего навзничь на мраморном полу, уткнувшегося головой в основание перил.
Джон сказал, что я выгляжу очаровательно. Он говорил таким беззаботным тоном, словно собирался повести меня на прием, будто открыл дверь и увидел меня в вечернем платье.
— Просто очаровательно.
Я могла побыть там еще, но мне хватило десяти минут. Когда я встала, он спросил, приду ли я снова.
Появившийся охранник проводил меня к выходу.
Я боюсь сделать шаг, я вообще боюсь хоть что-то сделать. Я приношу гибель всем, с кем оказываюсь рядом.
Я подумываю все бросить. Отдать агентство Мэрилин, вернуть ключи, закрыть за собой дверь. И с облегчением вернуться в Палм-Спрингс. А потом я вспомнила о дяде Джине. Я подвела всех. По крайней мере, мне нужно сохранить верность дяде Джину.
Раздался стук в дверь. Я не хотела открывать. Слишком много рвется ко мне людей, которых я не хочу видеть. Но стук продолжался.
На пороге стояла Лори.
Я не могла поверить своим глазам. Я бросилась к ней, обняла. Она словно одеревенела в моих руках.
— Где ты была? — кричала я. — Я искала тебя повсюду. Почему ты скрылась от меня?
Ее глаза были мутные, как оливки.
— Ты уничтожила все, что могла, — сказала она. — Я знала, что так случится.
Она лишь повторила то, что непрестанно твердил мне внутренний голос. Я шарахнулась в сторону. От нее пахло, как от бомжа.
— Что с тобой произошло?
— Я думаю о тебе все время. Обо всем, что ты натворила. О том, сколько жизней ты разрушила.
И тут она улыбнулась:
— А я пришла тебе сообщить кое-что. Ты ведь этого не знала. Джин трахал меня прямо на этом половике, прямо на том столе у тебя за спиной.
Лжешь, сказала я, но это была правда, я знала.
— Как ты на него похожа. Такое же ничтожество.
Она повернулась и ушла.
Я все смотрела на дверь. Я пыталась вызвать образ дяди, моего ослепительного, сияющего дяди Джина, но он больше не приходил. Я видела одно — как жалкий старик трахает свою помощницу на лохматом половике.
Я потеряла всех, кого могла, — дядю Джина, Троя, папу, Джона Брэдшоу. А теперь снова потеряла дядю Джина. Все, что от него оставалось.
Я еду по городу и пытаюсь вобрать в себя все, что вижу и слышу. Я смотрю, как идут мимо люди, полные жизни. А я словно замерший маятник. Уехать — остаться, уехать — остаться, эти слова на четырех углах моей вселенной, а я подвешена посредине, неподвижная и беспомощная. Жду ветра, знака, чего угодно, лишь бы указали, в каком направлении двигаться.