Ящик водки
Шрифт:
– Никакого.
– А являюсь я носителем украинизированного южнорусского диалекта. Который подвергся обратно сильному обрусению за годы моей жизни в России. Я думаю, вот так можно ситуацию описать. Это все описывается термином «маргинал». Когда человек стопроцентно не принадлежит ни к этой культуре, ни к той.
– Ну, я такой же.
– Но ты функционируешь, по крайней мере в пределах одной страны, – хотя нет, и в твоем случае страна тоже поменялась… Казахстан твой – заграница теперь.
– Страна поменялась, да…
– Но все-таки ты носитель.
– Да,
– Скажи «гэ».
– «Гэ».
– Ну а чё, неплохо.
– Так я ж на Кубани рос.
– А, ну да!
– Хiба ж ты ж не бачиш?
– Я? Я бачу. Что еще было? Мода в Милане была еще. Я туда раньше периодически ездил. Как раз с 99-го года. По какой-то случайности. Итальянская торговая палата меня начала вывозить в Милан писать про моду. Я пытался отнекиваться, говорил, что, во-первых, не понимаю в моде. Они говорят: мы бы просили вас, все-таки Европа, красота, да к тому ж и полный пансион, мы вас отвезем-привезем. Я говорю: во-вторых, не обещаю, что буду ту моду хвалить. Они говорят: пишите что хотите, нам все равно интересно ваше мнение. Я сдался: хрен с ними, отчего ж не поездить в Италию, на халяву-то. Тем более ж это возможность попрактиковаться в ломаном итальянском. И вот я несколько лет подряд ездил на все эти показы. Знаешь, зима – лето – весна. Милан, значит…
– Я не был в Милане.
– Да там делать-то и нечего. Одно хорошо, что зимой там тепло, в пиджачке ходишь. Ну и собор у них там интересный.
– И – все.
– Да. Слишком современный какой-то город, слишком промышленный. Это как бы даже не Италия. От Италии, конечно, ожидаешь чего-то другого.
– У тебя какое самое любимое место в Италии?
– Рим. Само собой.
– А Капри?
– Да не был я на Капри.
– А! А Флоренция?
– Тоже не был.
– А Позитано? Ну что ты! А Палермо? А Таормина?
– Таормина – да, согласен, красивейшее место. Я там был в составе официальной делегации под руководством Вовы Жечкова. Но Рим – круче все же, там больше этакого мощного, многовекового, имперского, тысячелетнего, надышанного чего-то.
– А Афины? Ты был там?
– Да. Они какие-то не такие уже, вялые: маслины, пиндосы… Там ни хера не осталось, как мне показалось. А лабиринт Минотавра…
– Он на Крите.
– Да пусть на Крите. Все равно ж Греция. Так такое впечатление, будто этот лабиринт экскаватором выкопали вчера, а сегодня уже везут туристов, бабло с них сшибать. Вспоминается Бендер, который продавал билеты в провал, – аналогичный случай. Траншея, значит, вырыта и слегка посыпана битыми кирпичами. «Вы себе не представляете, какой охерительный храм стоял тут сколько-то тыщ лет назад!» Я мог бы с тем же успехом этогоне представлять и сидя дома… Тоже мне, битым кирпичом торговать…
– Ну не знаю, не знаю… Я на Крите не был, но мы с женой и с Ольгой, с Шуриком, кстати говоря, гуляли по Помпеям – сильное впечатление.
– Помпеи, Помпеи – нас и здесь неплохо кормят. Помнишь, как в мультфильме? Про кота, который уел попугая? «Таити, Таити… Не были мы на Таити». В общем, я написал много заметок про моду,
– А ты сознательно отказался от поездок в Милан, из-за плохих статей?
– Нет, как-то само собой это случилось.
– А соврать было выше твоих сил?
– Не думал об этом. Ради, к примеру, Лондона я б еще, может, наступил на горло собственной песне, а Милан… Ну, не знаю.
– Ну а сам-то в «Kiton» вырядился. Фотографировался в журнале в дорогих пиджачках…
– Где?
– В «Медведе»! В рубрике «Мода»! Не помнишь, примерял на себя одежду? Была такая фотосессия.
– А! Точно, было такое. Мы начинали эту бодягу, чтобы звать великих людей на съемку и чтоб они пиджачки примеряли, выступали в роли моделей. Люди поначалу стремались. Вы, говорят, наймите мальчиков, и пусть они у вас фотографируются. Ну и я, чтоб активизировать этот процесс и показать, что это не в падлу, выступил первым. Как доктора себе чуму прививали, так я «Kiton» на себя примерял. Мне дали, значит, эти костюмчики. И я придумал для этих съемок хороший ход: поехал на съемку с утра и причем непохмеленный, небритый и даже не умывшись, в своей старой одеже простой. Приехал и говорю: а ну-ка для начала снимайте меня в таком виде. Они говорят: что, прям такого? – Да. Вот они меня сняли «прям такого», а после я сделал паузу. В течение которой принял душ, по брился, махнул 150, позавтракал, потом визажист подошел, парикмахер приехал… И после всего этого я начал надевать разное «Brioni amp; Kiton». Люди смотрели на съемку и говорили: надо же, как пиджачок меняет человека! А человек просто похмелился и умылся…
– Красиво.
– Так после этого великие поняли, что позировать в пиджачках – это не стыдно. Миша Леонтьев за милую душу снялся. В лыжной шапочке, в бархатных штанах, на диване, весь обложенный телками… Он тебя очень любит, кстати. Значит, я там в Италии допрашивал их местных производителей, стараясь понять, в чем глубинный смысл итальянской моды. Он оказался, ты будешь смеяться, очень простой. Ну вот вообще в чем смысл моды? Почему в одних странах мода развита, а мода других стран, причем даже великих, никому не известна за границей. Почему? Ты знаешь?
– Я? Нет.
– Вот я тебе объясню со слов итальянских промышленников. В Италии есть мода потому, что там есть массовое производство тканей. Вот и все.
– Так и у нас до хера тканей делается в Иванове…
– Не, ну у нас ситец, это ж не катит. А нужна шерсть. И вот они в Италии при отсутствии полезных ископаемых сделали ставку на массовое производство тканей. Но соткать – это, как ты понимаешь, полдела.
– Надо еще сшить и продать.
– Ну! В этом и проблема. Вот человек купил себе костюм и тем самым освоил четыре метра шерсти. И следующий костюм ему понадобится через два года. И что? Два года промышленность будет стоять? Ждать? Так все ж тогда рухнет, начнутся забастовки, люди примутся строить коммунизм – и кранты стране.