Ящик водки
Шрифт:
– А лень потому что.
– Да, да! Я сколько вел дискуссий с русским народом! Он все жалуется, что не может заработать, потому что мясо по дешевке у него скупают оптовики. Ну так продайте мне, говорю, колбасы домашней! Она дороже, в нее цена переработки заложена… Они отвечают – да ну, это ж надо воду греть, кишку от говна отмывать… What are we talking about? Что заработать невозможно? Или руки неохота пачкать? Давайте выясним, о чем мы говорим! Как это – невозможно сделать колбасу? Вон хохлы весь Дорогомиловский рынок завалили этой колбасой!
А 3 декабря я вылетел во Владивосток, там сел на пароход и сплавал в Японию. Это по комсомольской линии, я тогда в «Комсомолке» работал. Кагосима, Токио, Осака. Настолько это было потрясающе в 89-м, что просто не передать словами. Меняли 500 рублей, которые я взял взаймы у своего начальника Сунгоркина. Курс был 6 рублей с чем-то за доллар. А йены был такой курс: 143 за доллар. И вот я купил японский двухкассетник – предмет роскоши по тогдашним понятиям. И плеер еще купил.
А суши – даже не попробовал. Это уже потом, в Нью-Йорке. И еще я на метро экономил. Из порта в центр, на Гинзу, шел пешком. На дорогу уходило полтора часа в один конец. Обратно соответственно еще полтора. В городе мы кормились сухим пайком, который нам выдавали на пароходе. Яйца вкрутую, фляжка с водой. А кто-то из наших, смотришь, сидит в ресторане, ест суши и пьет саке… Мы же пили привезенную с собой водку. А один деятель, комсомольский секретарь, спиздил на свалке велосипед. Свалка частная, металлолом там дорогой… Так что на пароход пришла полиция его арестовывать. Но его отбили – только паспорт забрали. И на берег он не сходил. Сидел две недели на пароходе и бухал, и ждал, вот вернется домой, в райком, и там ему устроят. Может, повеситься? Вечером все возвращаются с двухкассетниками, и он спрашивает: «Ну как там, на воле?» А там же типа праздник, огни, небывалый разврат, счастье…
– Небось сейчас предприниматель, из Японии не вылазит.
– А еще был бассейн на пароходе, но редко удавалось там поплавать: все и так пьяные, и еще ж морская болезнь – непременно кто-нибудь блеванет. И вот плывет по морю круизный пароход, а в пустом бассейне блевотина плавает… И еще нас свозили в Диснейленд. А зачем он мне? Детей бы свозить – но этого, думал я, конечно, не будет никогда. Мы тогда не знали, что будем то и дело летать в Париж и что там построят точно такой же Диснейленд…
– А ты возил туда детей?
– Само собой.
– И я возил. Никакого восторга!
– А мои – довольны остались…
– На моих не действует. На них подействовали аттракционы в Лос-Анджелесе, в Universal Pictures.
– Знаю, да, был.
– «Парк Юрского периода», «Челюсти», «Назад в будущее», «Терминатор»… Вот это больше понравилось. А Диснейленд – это, говорят, детский сад, неинтересно. Может, это потому, что я их взрослыми возил? Одной было лет пять, а другой шестнадцать. Это было лето 85-го года…
– Ври, да не завирайся: не 85-го, а 95-го.
Комментарий Свинаренко
Из заметок про Японию
«Вот уж свезло так свезло. Потом, еще годы спустя, бывало, не раз всю ночь напролет я рассказывал про ту поездку благодарным слушателям, которые смотрели на меня горящими глазами, открыв рты. Люди, затаив дыхание, рассматривали рекламные проспекты, к примеру, японских кухонь – этой бесплатной макулатуры я оттуда привез полчемодана. Почти все эти яркие альбомы с картинками чужой блестящей модной жизни мои гости, не сумев удержаться, незаметно растащили: чтоб иметь дома доказательство того, что хоть где-то бывает настоящее материальное счастье для всех.
…По поводу того, что в Москве теперь в очередной раз прошла мода на японские рестораны, а суши в «Шогуне» на втором этаже «Балчуга» лучше, чем в манхэттенских заведениях, можно сказать словами восточного умника: мудрый познает мир не выходя из своего двора.
…Как же вовремя я съездил туда! Какой это прекрасный опыт! Какие улыбки он теперь вызывает! Я, к примеру, восторгался в Японии светлыми и чистыми ночными магазинами, простодушно полагая, что мы до самой пенсии будем покупать водку в неурочное время исключительно у таксистов. Мне не верилось в возможность изобилия товаров в России, и через год после возвращения из Японии я с огромным трудом достал дефицитный цветной телевизор, причем советский. Идя в три часа ночи по какой-то токийской улице, я с умилением смотрел на местных пролетариев, которые укладывали асфальт задолго до наступления часа пик… Да наших, восклицал я, разве ж выгонишь ночью пахать?! Как много и как быстро всего сбылось! Просто на удивление…
А многое таки не сбылось. Я так и не увидел у нас ничего похожего на того высохшего японского дедушку, который был у нас переводчиком. Его звали Хироши Какиути. Старик сразил меня сообщением о том, что получает три пенсии: одну – от государства, просто за свою старость, другую – от фирмы, в которой служил лет пятьдесят или шестьдесят, а третью – от императора: за то, что пошел на войну умирать за него. Умирать? Да он даже не успел до войны доехать, как та уже кончилась! Ну и что, он ведь на полном серьезе отправился на фронт, и не его вина, что вместо передовой он попал в советский лагерь… Император все равно благодарен. Так я понял, что такое великая держава и как она себя ведет по отношению к своим солдатам…
…Помню еще одну сразившую меня мысль. То, что советский человек скапливал за свою жизнь – тряпки, и шкафчики, и книжки, и черно-белый бледный телевизор, и даже квартиру, – все это можно было купить на одну-единственную японскую месячную зарплату! Да, и квартиру включительно: двухкомнатная в центре Москвы в те времена вставала тыщи в две долларов…
…Свитер, магнитофон, обед в приличном ресторане
…Даже в самом центре Токио воздух неправдоподобно чист. Наш самый читающий в мире читатель запомнил байки про токийских полицейских, которые-де несут службу в противогазах, чтоб не задохнуться, – это все равно что рассказывать про гуляющих по Красной площади медведей.
…А если нам вдруг изобилие и жизненные удобства, что б было? Сделались бы мы богатыми – но стали бы автоматически такими же добродушными и приветливыми, как японцы? Смогли бы так же вежливо общаться с людьми на улице, в магазине, в конторе? Смогли бы так же беспечно оставлять на улице велосипеды и машины? Удержались бы от расхищения справочников из телефонных будок? От нацарапывания в публичных местах разных незатейливых текстов? И сможем ли мы, разбогатев, сидеть в ночном заведении часов до трех – без широкомасштабного потребления алкоголя, без швыряния денег, без гудежа и балдежа? Не окажемся ли мы в результате похожими не на свободных богатых людей, но – на внезапно разбогатевших лакеев, хамов?
…Там я впервые подумал, что японцы похожи на насекомых. К примеру, на муравьев – те тоже трудолюбивы, старательны, педантичны. Или – на пчел: те тоже трудяги и, если надо, камикадзе. Бесстрастность – по крайней мере внешняя – тоже черта сходства с насекомыми.
…Подумал и про НЛО: куда уж нам с инопланетянами контактировать, когда с близкими – рукой подать с нашего Сахалина – японцами нам трудно договариваться! Едва ли можно любить чужое, принципиально иное, не наше… Боюсь, инопланетяне нам покажутся скучными с самого начала. Очень мало у кого достанет терпения изучить их обычаи и письменность, которая едва ли проще иероглифов…
…Когда мы вернулись из Японии, Владивосток показался таким бедным, серым, простеньким, что виделся не городом даже, а всего лишь поселком городского типа».
– А под самый Новый год, 29 декабря, я нанял машину в Мострансагентстве и перевез свои немногочисленные вещи в новую квартиру.
– О-о-о! А у меня это случилось в 91-м. Первая квартира.
– Въехали, расставили все… И после долгие годы привыкали жить в двух комнатах. Потому что одна казалась лишней, запасной. Особенно при наличии собственной, без соседей, большой кухни. Значит, в большой комнате живем, а меньшая – так стоит. Придет кто-нибудь в гости, выпьем самогонки, идем по квартире. Человек спрашивает – а тут у тебя что? Тут? Ну, это…а, кабинет! Ни хрена себе, кабинет у человека… А там стол стоит, который я с помойки притащил. И табуретка с коммунальной кухни.
– А в 89-м ты еще писал, наверное, от руки.
– Не-не. К тому времени только на машинке. Где-то так с 82-го. У меня было две машинки пишущие, обе – «Москва». Одна железная, другая пластмассовая. Не как у тебя – импортная.
– У меня да, за 180 рублей.
– А у меня обе советские и бэуш-ные были. Одну на литр коньяка я сменял, а другую не помню на что.
– А за РС ты когда сел невылазно?
– Это в 90-м. Яковлев выжигал старые порядки каленым железом – чтоб не было ни одной машинки, ни листа бумаги в редакции. Вот и пришлось осваивать… Хотя в 89-м у меня был серьезный шанс сменить профессию. Тогда в «Комсомолке» образовался коммерческий отдел. И туда ушел мой начальник – Сунгоркин.
– А, знаю!
– Ну. И позвал с собой меня.
– А что ж ты не пошел?
– По причине полного непонимания бизнеса и неприязни к нему. И относительно слабого интереса к большим деньгам.
– Вот ты рассказываешь, что ничего не смыслишь в бизнесе. А между тем… (Дальше мы обсуждаем мои успехи в бизнесе, о которых мы тут ради экономии места не будем распространяться. – И.С.)
– Я тогда спросил Сунгоркина: «А с чего ты взял, что я бизнесмен? Какие основания? Я же не фарцую, бабок нет… Любопытно услышать. Может, потому, что я не ворую?» Но он объяснил: люди часто не воруют только потому, что у них нет возможности спиздить безнаказанно. Пока они этим не проверены, ни о чем судить нельзя. А назвал Сунгоркин три необходимых для бизнесмена качества: смелость, предприимчивость и общительность. Ну ладно, говорю, пусть будет общительность. А остальное? К тиграм в клетку не вхожу, джинсами не торгую. Верно, ответил он и указал на то, как я обличал своих калужских начальников. И припомнил мне мою квартиру – на фоне множества бездомных репортеров.
– Вот и я об этом же! Ты себя позиционируешь как человека страшно далекого от коммерции, но это так неубедительно.
– Но бизнес мне действительно не нравится. Это же занятие наискучнейшее! Но вернемся в 89-й. Не пошел я строить новый отдел с Сун-горкиным – хотя лучше начальника на тот момент не видал. Он ничего не забывал, никого не кидал, людей расставлял по деловым качествам… И еще он сильно помог мне с той же квартирой. Я перед «Комсомолкой» работал в «Собеседнике». И стал там проситься на полставки – чтоб иметь время на МЖК. Но мне тогдашний начальник «Собеседника» сказал: «Это твои проблемы! Или ты работай в полный рост, или уходи совсем». А Сунгоркин меня к себе взял с какой-то минимальной зарплатой и от ежедневного хождения на службу освободил. В общем, потряс он меня. До этого я от начальников видел только кидалово, наезды, подставы и эксплуатацию.