Ящик водки

Кох Альфред Рейнгольдович

Вот. А без него меня начали увольнять из газеты. По профнепригодности. Началась нудная процедура… Ноя людей пожалел и написал заявление по собственному.

– А почему они тебя увольняли? Может, ты действительно профнепригоден? Ты об этом не думал?

– Гм… Не думал! При том что я всегда об этой истории рассказываю с гордостью – не каждого журналиста ведь увольняют по таким основаниям.

Комментарий Свинаренко

Прежде не думал, а теперь вот сел и подумал. Действительно, я не раз себя ловил на каком-то всплеске эмоций, когда слышал, как знакомые журналисты говорят о себе: «Я профессионал!» Мне было интересно понять, отчего я так не говорю. Даже в шутку.

Чего такого я в журналистике не умею, чтоб скромничать? Чем я хуже других? И у меня пошла такая цепочка мыслей. Профессию же эту называют второй древнейшей. Значит, если девушка говорит, что она профессионалка, то смысл такой: за бабки она готова красиво обслужить любого. А которая сама решает, кому давать, – та уж точно не профи. С таким подходом на панели особо и делать нечего. Вот и в журналистике профессионал по идее должен писать что ему скажут. Этого обосрать, того похвалить. «Я не читал романов Пастернака, но книжки его говно…» «Лично Леонид Ильич Брежнев…» Запретить толлинг и петтинг… Лужков ворует – Лужков святой… Олигарх экономит на алиментах… Семья и нефть… Братки – нежные и пушистые… Ну типа того. Мне же очень трудно отказать себе в удовольствии ляпнуть что-то для красного словца. И потом, когда какой-нибудь лох начинает учить меня журналистике… Как не послать? Зачем тогда жить, если не можешь себе позволить даже такого маленького удовольствия, как послать человека, если хочется? Ну как при этом называть себя профессионалом?

Я потом, кстати, через сколько-то лет пришел к Жене Анисимову в «Комсомолку» – посоветоваться, я людей набирал на новый проект, на хорошие бабки. «Ну какие же тебе люди нужны, сформулируй?» – говорит он. Я затрудняюсь с ответом. И тут в дверь заглядывает один из тех, кто меня тогда увольнял. Я ору: «О! Витя! Заходи! Слушай, ты сейчас никого по профнепригодности не увольняешь? Я б взял, мне как раз хорошие ребята нужны…» Он как-то засмущался, а я его, между прочим, серьезно спрашивал.

– Ты все-таки давай попытайся объяснить, почему не пошел в коммерческий отдел.

– Гм… Ну, тут надо вернуться в ситуацию 1978 года. Наш курс в очередной раз отправляют на картошку. Приезжаем в колхоз «Большевик» Серпуховского района. И начинаем там из грязи выковыривать эту самую картошку… Охоты не было особой. Двое ребят отмазались так: нанялись чистить сортиры. И были счастливы, думали – вот мы как всех наебали! Очко драить – это ж счастье. А я пристроился выпускать газету лагерную.

– Лагерным придурком!

– Типа того. Я писал, фотографировал, печатал на машинке. Меня потом попрекали, что совесть потерял: ну на любом другом бы факультете делал стенгазету, но на журфаке – это уж слишком! Верх цинизма!

– Я знаю очень много бизнесменов, которые избрали такой стиль – прикидываться идиотами.

– Да? Гм… Забавно.

– Так вот, ты – классический пример такого рода бизнесменов. Это довольно эффективная тактика. Хорошо известная.

– Постой, но я же не бизнесмен. У меня ведь нет «мерса» и дачи в Жуковке.

– А в рамках образа и не должно быть. Ты ж дураком прикидываешься.

– Тебе бы все шуточки шутить. Давай я тебе расскажу историю про бутлегерство на картошке. Она про бизнес и его место в моей жизни.

– А, я помню эту историю. Ты рассказывал.

– Не-не. Я тебе это рассказывал как смешной случай из жизни – а теперь ты послушай как притчу про русских и бизнес. Значит, лагерь. Жизнь идет. А выпивать-то надо. И вот выясняется, что в лагере идет торговля самогонкой. Один наш однокурсник завел бизнес – покупает в деревне за полтора рубля бутылку, а продает в лагере по два. Имеет, грубо, десятку в день. Все нормально, да? Бизнес как бизнес.

– Да.

– Какое мое дело, казалось бы? Но я пошел к нему и объявил, что с этим покончено – не будет он на товарищах наваривать. Он удивился. И объяснил, что я ему помешать не смогу – у него клиентура, поставщики, и все довольны. А я на рынке игрок новый

и потому должен отдыхать. Правомерная позиция? Ну. Но что делаю я? Нахожу его поставщика и перевербовываю. Это несложно: надо прийти в ближайшую деревню и постучать в первую избу, вычислить дядю Колю, втереться к нему в доверие.

– А, ты поставки замкнул на себя.

– Да. Самогонку принес в лагерь, где и продал по себестоимости.

– Ты торговал в ноль.

– Ну да, вместо того чтоб иметь десятку. Что я с этого имел? Только геморрой – мотаться туда-сюда. Ну мне разве только наливали, из уважения. И тут мне конкурент назначает стрелку. Предстоит разборка. Я влез к человеку на территорию, сломал ему рынок…

– Ладно б ты наживался!

– О чем и речь. Я затратил огромные ресурсы… Чтоб бескорыстно уничтожить человеку бизнес. И вот мы сражаемся на футбольном поле. При стечении народа. Все было непросто – он покрупней меня, покостистей, но мне посчастливилось отправить его в нокдаун. И все, в общем, сочли, что бой окончен за моим явным преимуществом.

– Пиздец какой-то. В студенческой среде – чисто тюремные нравы.

– Думаю, эти нравы к нам тогда, в том случае, приходили не из тюрьмы, а из Советской армии, в которой послужило уже большинство студентов журфака. Но понятия же едины – что на зоне, что в войсках.

– То, что ты человеку сломал бизнес, – поступок мудацкий совершенно. Ладно б наживался, не так обидно.

– Я тебе рассказываю, как это выглядело. Я был тогда совершенно уверен в своей правоте!

– Но теперь ты согласен, что был мудаком? Вот сейчас, с высоты прожитых лет?

– Я не мудак. Я был Робин Гуд! Это немножко не одно и то же.

– Да какой, на хрен, Робин Гуд! Робин Гуд должен был прийти и отобрать у человека его бабки. А ты у него бизнес забрал…

– Чья бы мычала… Ты же сам занимался hostile take over! Но это еще не все. Дальше этот парень убедил Колю увеличить производство, чтоб и ему тоже хватало. А у Коли не было ни мощностей, ни ресурсов, и он просто начал халтурить – гнать вторяк. Самогонки стало много, вдвое больше, чем было. Но сахара и дрожжей больше не стало. В итоге самогонка стала вдвое слабей. А также мутней и противней.

– Вот как? Интересно… На этой истории вообще рыночную экономику изучать надо. Все типичные ошибки – налицо.

– Совсем забыл – была же еще одна история ровно из этого же ряда! Году этак в 80 – 81-м работал я в одной шабашке. Командовал бригадой молодой ученый Володя – аспирант с физтеха. И вот когда настало время расплачиваться, он объявил дефолт – будто нету денег. Вроде как ему не дали, так что и с нами ему нечем расплачиваться. Ребята повозмущались и успокоились – а что тут сделаешь? Вопрос как бы закрылся. Точка. А может, и правда не заплатили? Но я провел журналистское расследование. Съездил на бывший объект, выпил с прорабом и снял с него такую фактуру: он не только расплатился с Володей, но даже и аккорд ему оформил, то есть добавил к сумме еще 40 %, якобы за скорость. За откат, само собой. Тогда я поехал в Долгопрудный и на физтехе отловил этого самого. И наехал на него: отдавай бабки. Признаюсь, я ему угрожал. И я знал, и он понимал, что с аспирантурой ему придется расстаться – если он засветится с этой историей. Да и подсесть мог легко. При тех законах как советский ученый он был не жилец – это же все было незаконное предпринимательство. В общем, бабки я с него взял. По теперешней логике бизнеса, это была моя личная прибыль – люди на свой убыток махнули рукой, денег они уже не ждали. Меня они на наезд не подряжали, на процент с выбитого я рассчитывать не мог – так что, выходит, весь этот рэкет был моим личным бизнесом. Мало ли на кого я мог наехать! С каких херов делиться? Но тогда я разделил выбитые бабки по справедливости – в соответствии с тем, кому сколько было нарядов закрыто. Тут я как бы в какой-то мере предвосхитил, Алик, тебя с твоим hostile take over. Правда, у меня это было на общественных началах.