Ястребы мира. Дневник русского посла
Шрифт:
Эпизоды трагедии 1993 года рассматривались и изучались нами самым тщательным образом. Несмотря на то что статус комиссии по импичменту гарантирован конституцией, реальными правами она не обладала. Мы не могли потребовать обязательного привода на заседание важных свидетелей, занимавших в то время ответственные государственные посты, показания которых были необходимы для составления полного представления о случившемся. Даже если приглашенный соглашался предстать перед членами специальной комиссии Госдумы, настаивать на том, чтобы свои свидетельские показания он давал нам под присягой, мы также не имели права. Тем не менее даже те материалы, которые мы получили в результате проведенной работы, позволили судить о тайном подтексте трагических событий осени 1993 года.
Прежде всего мы установили,
В марте 1993 года в администрации президента родился проект указа Ельцина «Об особом порядке управления страной», предполагавший разгон парламента. Отказавшийся ставить под ним свою визу, популярный среди народных депутатов секретарь Совета безопасности России Юрий Скоков был немедленно уволен.
Через месяц Ельцин разыграл очередной водевиль под видом плебисцита с лозунгом «Да, да, нет, да». С помощью этого референдума о доверии президенту и Верховному Совету группа «либералов» в правительстве Черномырдина пыталась дискредитировать парламент страны и подтолкнуть Ельцина к открытому конфликту с ним. В руководстве Верховного Совета предполагали, что нарыв вскроется в августе и президент России попытается использовать недавние исторические аналогии и параллели с августовским «путчем» ГКЧП. Но август прошел спокойно, и все расслабились. Пока не наступил вечер 21 сентября…
На самом деле Ельцин и правительственные «либералы» хотели убрать прежний парламент со своей дороги совсем по другой причине. В отличие от нынешней Государственной думы Верховный Совет РСФСР обладал реальными полномочиями. Верховный Совет мог воспрепятствовать плану узурпации государственной собственности и передачи ее без выкупа нарождавшейся олигархии. Он мог отстранить любого проворовавшегося министра от должности и инициировать судебное разбирательство в его отношении.
Первый демократический парламент страны имел массу недостатков и изъянов в работе. Им руководил непопулярный и хамоватый Руслан Хасбулатов, сделавший много для развала союзного государства и этнического разложения России. Сами депутаты не отличались политической культурой и высоким профессионализмом, но… Верховный Совет был действительно самостоятельным органом власти, и устранить его можно было, только прибегнув к грубой физической силе.
Расстрел парламента был запрограммирован окружением Ельцина. Именно эти люди подталкивали президента на антиконституционный переворот, именно они мечтали устранить последнюю преграду для безудержного разграбления страны и фантастического самообогащения.
Комиссия Государственной Думы по импичменту Ельцину вьшснила также, что вооруженный конфликт между ветвями власти, ослабление российского государства и возвышение нынешнего правящего класса было выгодно некой «третьей стороне». Эта «третья сторона» исподтишка разжигала бойню, провоцируя обе стороны конфликта к его дальнейшей эскалации. В качестве доказательства приведу уникальные свидетельства одного из главных действующих лиц в трагических событиях 4 октября 1993 года — Виктора Андреевича Сорокина. В те дни он занимал должность заместителя командующего Воздушно-десантными войсками (ВДВ). Вот отрывок из интереснейшего и редкого документа — стенограммы заседания Специальной комиссии Государственной думы по оценке соблюдения процедурных правил и фактической обоснованности обвинения, выдвинутого против Президента Российской Федерации, от 8 сентября 1998 года. Показания генерала Сорокина не только открывают нам картину боя у Дома Советов, но и указывают адрес этой «третьей силы».
Сорокин В.А.:Где-то в районе трех часов ночи (4 октября 1993 года. — Прим. авт.)мы были подняты по тревоге и приглашены к министру. Прибыли в кабинет, там уже находились
Первым выступал Ерин и стал требовать, чтобы армия пошла на Белый дом. У него было такое нервное выступление, по министру было видно, что он в таком состоянии… Дальше заактивничал товарищ Черномырдин и потребовал в категорической форме, чтобы части и подразделения, которые имеются, пошли на штурм, причем немедленно. Министр обороны сказал: я не буду никакие устные команды выполнять, пишите письменное распоряжение. Филатов подтвердил, что таковое уже готово, вот сейчас будет. И от нас потребовали, чтобы мы тут же, ночью, туда выдвигались и принялись за разблокирование Белого дома. Я потребовал дождаться светлого времени. В темноте выбрасывать солдат неприемлемо. С этим согласились. Около семи часов утра я выдвинулся. Батальон спецназа оставил для охраны Генштаба и с колонной 119-го полка прибыл на Калининский проспект со стороны гостиницы «Арбат». В это время там уже шла интенсивная беспорядочная стрельба. Командиру полка я поставил задачу: как можно быстрее выдвинуться к Белому дому, встать у подъездов, оружие применять только в ответ, первыми оружия не применять.
Когда ставилась задача, схема была такая, что все блокируется, защитникам Белого дома предъявляется ультиматум о том, чтобы покинули здание. Если ультиматум не будет выполнен, тогда будут применяться танки. Танки были у командира Таманской дивизии. Он мой однокашник. Я к нему подошел и говорю: «Ты будешь стрелять из танков?» Он говорит: «Виктор Андреевич, у меня снарядов нет». Это его слова. Я говорю: «Смотри». Мы продвигались со стороны гостиницы «Мир», мимо здания СЭВ. И где-то около 8 часов подразделения выдвинулись к стенам Белого дома. Я доложил наверх о том, что весь состав выдвинулся, находится у подъездов, чтобы хоть как-то предупредить… Я понимал так, что люди стоят у стен дома, значит, орудия применяться не будут.
Во время выдвижения подразделения в полку погибло пять человек и 18 были ранены. Расстреливали сзади. Я сам лично это наблюдал. Стрельба велась со здания американского посольства, с крыши, с колокольни у гостиницы «Мир». Все погибшие и раненые были расстреляны сзади. Кто стрелял, я не знаю, хотя предположения есть.
Около 10 часов пошли выдвигать первый ультиматум. Я сканировал частоты, на которых выдвигались требования, и слышал голоса тех, кто там находился, кто имел радиостанции. И где-то около 10 часов я со своей ячейкой управления начал выдвижение к стенам Белого дома. Я достиг места, где сейчас шахтеры сидят, в районе Горбатого моста. В это время прозвучал первый выстрел из танка. Это было начало одиннадцатого.
Я развернулся и пошел обратно, вышел к своей радиостанции. После обеда люди полка мой приказ выполнили. Я приказал категорически в здание не входить, никаких действий там не предпринимать. Задача: выйти, встать у подъездов. После обеда прибыл полк из Тулы, который (уже сумерки начались) вышел тоже к Белому дому. Какие другие там были части, подразделения, я сейчас не могу утверждать, кто там был. Я поставил задачу командиру полка собрать полк, вывести ко мне, доложил командующему, что я полк увожу, что надо разобраться с убитыми, ранеными, с оружием. Он утвердил мое решение. Я собрал полк, проверил людей, уточнил потери и выдвинул его обратно, на Матросскую тишину, в управление, где людей разместили в спортзале.
Рогозин Д.О.:Вы сейчас говорили о том, что огонь велся как бы с тыловой стороны, то есть убивали в спину, стреляли в спину. Вы это поняли уже после боя или это было очевидно еще во время боя? И почему, несмотря на то что вы дали приказ отвечать на огонь, эти огневые точки на крыше американского посольства и на колокольне не были вами подавлены? И какие у вас есть предположения — кто это мог быть?
Сорокин В.А.:Я запретил стрелять в сторону американского посольства. Люди волнами выдвигались: группа перебегает, вторая группа отстреливается назад, прикрывает ее выдвижение. По посольству стрелять я категорически запретил, чтобы не вызывать никаких лишних вопросов.