Яйцо птицы Сирин
Шрифт:
И уже в первый вечер, едва вороньи стаи очистили небосвод, Боронбош увидел несколько иных птиц, не собиравшихся лететь прочь. Это были не здешние зимовщики. Эти птицы явно возвращались с юга и теперь пережидали на острове паводок, отдыхали посреди перелета. Богдан не разбирался в сибирских птицах, не понимал их названий на татарском языке. Но свою Птицу он сразу узнал. Едва солнце коснулось верхушек неблизких деревьев, как на нижней ветви дуба замечена была особь, похожая на большую сову, но с ярким, ненатуральным каким-то оперением.
Сейчас бы мы с вами вскрикнули: «Попугай!». Но сами посудите, какие в Сибири попугаи?
Ловить Сирин решили на следующий вечер.
С отлетом ворон в небольшой дубовый жбан налили вино. Богдан хотел сразу с полбочонка отмерить, но куньяк зажадничал. Он затарахтел по-своему, жестами стал показывать страшные вещи на тему спасения утопающих, удушения, обморока и похорон. Боялся, вишь ли, что птичка захлебнется с непривычки. Рассчитывал коварный азиат сэкономить рейнвейн для обмывки доброй охоты.
Пряники крошить не получилось. Размачивали их в жбане с час, до самого заката. Птица при этом сидела на верхних ветках и любопытно водила головой с лешего на Богдана, с Богдана на жбан. Иногда она перепархивала с ветки на ветку, и тогда раскрывалось великолепное изумрудное с небесными переливами оперенье. Но стоило Птице сложить крылья, и она снова покрывалась серой накидкой. Не вполне она была похожа на попугая.
Охота началась. Пешка и Богдан засели в шалаше и стали ждать. Пешка перед этим настоял на дегустации «ренского», очень он опасался, как бы в дороге вино не испортилось и не повредило пищеварению пернатой дамы. Теперь в шалаше Пешка приставал к Богдану с расспросами о женских свойствах Птицы, и приходилось подливать ему обычную брагу зимнего настоя.
Тем временем у корыта царило аналогичное оживление. Птицы-синицы, пара черных дятлов, удодовидная особь, воробьи подняли пьяный скандал из-за закуски. Несколько гуляк с ногами залезли в драгоценный напиток. Вот свиньи!
Наконец, и наша подруга присоединилась к компании. Она красиво спланировала на край жбана, наклонилась, не достала до вина, прыгнула в центр событий. Воробьи брызнули из-под бирюзовых крыльев. Птица пила неторопливо, ритмично наклоняясь за очередным глотком, будто соизмеряла паузы между выпивкой. Закусывала ли она каждый тост крошками священного пряника? Из шалаша не видать было.
Солнце коснулось деревьев. Пьяная воробьиная ругань переместилась за дуб, туда, где еще золотились последние солнечные пятна. Сирин вылезла из жбана. Вид у нее был изумленный.
— Давай ловить! — засипел Пешка.
Богдан осторожно вышел из шалаша и медленно, равнодушно направился к дубу мимо «пивной». Он рассчитывал на длину правой руки и полкорпуса при падении на бок. Однако, номер не удался. Не учли наши охотники остального зверинца. Молодой волк вышел из кустов, поводя носом. Волчара игнорировал Богдана, как и непуганые птицы. Он протрусил к жбану раньше ловчего, спугнул Птицу, и стал осторожно лакать импортный продукт, прерываясь, поднимая морду, исследуя букет марочного вина, и высчитывая год урожая. Богдан рыкнул на зверя с досады. Волк с достоинством удалился. Жбан был пуст. Птица скрылась в ветвях.
На следующий день Богдан придумал рационализацию.
Птица у нас уже прикормлена. Совращена, так сказать, вкушением плодового настоя. Можно ловить смелее. Достали из струга клетку. Решетчатая конструкция красиво отливала позолотой в лучах заката. У клетки снималось дно, но все
В этот раз получилось четко. Все вчерашние гости без приглашения и не дожидаясь заката слетелись на алкоголь. Синицы уверенно ныряли между прутьев и приземлялись в вино. Сирин тоже соскользнула с дуба. Прошлась вокруг клетки, увидела дверцу, прыгнула внутрь. От удара ее крыльев дверца упала сама собой. Синицы выскочили в ужасе, и Сирин стала напиваться в одиночку.
Волк снова опередил Богдана, но едва он подошел к клетке и стал нюхать испарения, как раздался странный мелодичный звук. Сирин пела!
Волк замер, потом сел и стал слушать, отвесив челюсть. Богдан тоже остановился в пяти шагах.
Птица пела удивительно! Это был не человеческий голос, но и не птичий. Звуки складывались не в беспорядочную трель, а сливались в совершенную гармонию, будто волк, Богдан или подоспевший куньяк держали перед клеткой нотный лист.
Звук завораживал и замораживал слушателей. Волк положил голову на передние лапы и зажмурился. Пешка сел по-татарски. Богдан прикрыл глаза ладонью и слушал. Птица выводила свою «Песнь песней» с воодушевлением. Она то меняла наклон головы, то широко открывала, а потом прищуривала раскосые глаза, распускала яркие крылья, трепетала ими и снова складывала их под серый плащ.
Неизвестно, чем бы кончился этот морок, уж волк бы точно сдох, но тут Боронбош нечаянно уронил с глаз ладонь, зацепил корявым ногтем повязку, и красавица певчая умолкла в ужасе. Нос Боронбоша тоже был не рядовым зрелищем!
Тут все пришли в чувство. Волк побежал к своим, Пешка накинул на решетку лоскутное одеяльце, Богдан подсунул поддон и скрепил его с решеткой. Птица под одеялом вела себя пристойно, хоть дозу приняла немалую. В струге проделали операцию слива вина. Еще накрошили в клетку моченого пряника, и заснули умиротворенные.
Назавтра двинулись в обратный путь. Птицу держали открытой, и она удивленно таращилась на парусную снасть, на корабельную кулеврину, на мелкие детали человеческого быта.
Все-таки немало мы, друзья, утратили с тех пор доверия со стороны живой природы!
Глава 24
1582
Устье Тобола
Смирение душ
Богдан, Пешка и Птица возвратились в разгромленный Тобольск. Было совсем тепло, льда на реке не было вовсе, но на берегу он лежал многосаженными тушами и плавился потихоньку. Бывшие «городские» жители стеснились теперь в таборе на лесистой возвышенности и пребывали в глубоком унынии. Правда, река целиком унесла только несколько изб, тяжелые предметы — инструменты, запасы гвоздей, пушки еще можно было спасти. По крайней мере, с уходом воды они отыскивались в наносах и обломках. Самой горькой утратой был уничтоженный или размоченный в серую кашу порох. Соль также смылась, одежда пропиталась илом, зато погода установилась прекрасная.