Язык как инстинкт

Пинкер Стивен

Но если простому человеку на улице так ловко удается не говорить Me is going ‘Мне идет’ и Give I a break ‘Дайте я отдохнуть’, и даже если профессора «Лиги Плюща» [142] и те, кто получал стипендию от Оксфордского университета, видимо, не говорят Мне и Дженнифер идем и дайте Элу Гору и я шанс, то, может быть, это языковые мавены неправильно понимают английскую грамматику, а не носители английского языка? Дело, возбужденное мавенами о падеже, базируется на одном постулате: если у всей сочинительной конструкции есть некоторый грамматический признак, такой как субъектный падеж, то каждое слово внутри этой конструкции тоже должно иметь этот грамматический признак. Но это просто неправильный постулат.

142

«Лига Плюща» — старейшие частные университеты Новой Англии. — Прим. перев.

Слово Дженнифер единственного числа, мы говорим Jennifer is, а не Jennifer are (где is

и are ед. и мн. число глагола to be ‘быть’). Местоимение she ‘она’ единственного числа, мы говорим She is, а не She are. Но сочинительная конструкция She and Jennifer ‘Она и Дженнифер’ не единственного числа, а множественного числа, мы говорим She and Jennifer are, а не She and Jennifer is. Итак, если сочинительная конструкция может иметь грамматическое число, отличное от числа составляющих ее местоимений (She and Jennifer are), то почему она должна иметь тот же грамматический падеж, что и местоимения внутри ее (give Al Gore and _I_ a chance)? Ответ: ей это и не нужно. Сочинительная конструкция — это пример конструкции «без ядра». Вспомните о том, что ядро синтаксической группы — это слово, которое может заменить всю эту синтаксическую группу. В синтаксической группе the tall blond man with one black shoe ‘высокий блондин (букв. белокурый человек) в черном ботинке’ ядро — это слово man ‘человек’, потому что вся синтаксическая группа получает свои свойства от слова man: она относится к некому человеку и имеет 3-е лицо ед. ч., потому что таково лицо и число слова man. Но у сочинительной конструкции нет ядра; это не то же самое, что любая из ее частей. Если Джон и Марша встретились, это не значит, что встретился Джон и встретилась Марша. Если избиратели дают шанс Клинтону и Гору, это не значит, что они дают Гору свой собственный шанс, добавляющийся к шансу Клинтона, они дают шанс всему этому лотерейному билету. Итак, только из того, что Me and Jennifer — это подлежащее, требующее субъектного падежа, не следует, что Me — это подлежащее, требующее субъектного падежа, а только из того, что Al Gore and I — это дополнение, требующее объектного падежа, не следует, что I — это дополнение, требующее объектного падежа. У местоимения есть грамматические основания выбрать любой желаемый падеж. Лингвист Джозеф Эмондз проанализировал феномен Мне и Дженнифер/Между тобой и я во всех технических подробностях. Он пришел к заключению, что язык, на котором хотят заставить нас говорить мавены, будет не только не английским, но вообще не будет возможен в качестве человеческого языка!

Во второй истории, приведенной в статье Сэфайра, тот говорит о дипломате, получившем правительственное предостережение о «преступлениях против туристов (в основном это — грабежи, мошенничество и карманные кражи (pick-pocketings букв. ‘очистка карманов’))». Дипломат пишет:

Что касается упоминания Государственного Департамента о pick-pocketings, как назвать того, кто совершает такие преступления — pickpocket или pocket-picker?

Сэфайр отвечает: «Тогда это предложение должно было звучать так: „грабежи, мошенничество и pocket-pickings“. Но воры pick pockets ‘очищают карманы’, а не pockets pick ‘карманы очищают’».

Знаменательно то, что Сэфайр не ответил на вопрос. Если бы таких воров называли словом pocket-picker ‘карманоочиститель’ — а это самый распространенный вид сложных слов в английском, то тогда, действительно, это преступление называлось бы pocket-picking ‘карманоочищение’. Но ситуация не такова, чтобы этим ворам можно было придумывать название: мы все согласны с тем, что их уже называют словом pickpocket. А если их называют pickpocket, а не pocket-picker, тогда их преступление можно со всем основанием назвать pick-pocketing, а не pocket-picking, благодаря существующему сейчас английскому стандарту переводить существительные в глаголы: a cook cooks ‘повар варит’, a chair chairs ‘председатель председательствует’, a host hosts ‘хозяин хозяйничает’. Тот факт, что воры не pockets pick ‘карманы очищают’ — это ложный след: ведь не существует же и слова pick-pocketer [143] .

143

Не существующее слово pick-pocketer образовано по правилам: к сочетанию слов pick ‘очищать’ и pocket ‘карман’ добавлен суффикс производителя действия – er. Существующее слово pickpocket — такого суффикса не имеет. — Прим. перев.

Сэфайра смущает то, что слово pickpocket — это особый вид сложного слова, потому что оно не имеет ядра — это не вид кармана, как можно было бы предположить, а вид человека. Но, будучи исключением, это слово не единственное в своем роде, существует целая семья подобных исключений. Одна из прелестных черт английского языка — это его пестрый набор человеческих характеров, отраженный в сложных словах без ядра, сложных словах, описывающих человека не по тому, что он делает, и не по тому, что он имеет, а по тому, чем он сам является:

bird-brain

букв. ‘птичий мозг’ — ‘глупец’

four-eyes букв. ‘четыре глаза’ — ‘очкарик’

lazy-bones букв. ‘ленивые кости’ — ‘лентяй’

blockhead букв. ‘чурбанная голова’ — ‘болван’

heart-throb букв. ‘сердечный стук’ — ‘писаный красавец’

loudmouth букв. ‘громкий рот’ — ‘крикун’

boot-black букв. ‘ботинок черный’ — ‘чистильщик сапог’

heavyweight букв. ‘тяжелый вес’ — ‘тяжеловес’

low-life букв. ‘низкая жизнь’ — ‘отребье’

butterfingers букв. ‘масляные пальцы’ — ‘тот, у которого ничего не держится в руках’

high-brow букв. ‘высокая бровь’ — ‘тот, кто претендует на интеллигентность’

ne’er-do-well букв. ‘никогда-не-хорошо’ — ‘неудачник’

cut-throat букв. ‘резать горло’ — ‘головорез’

hunchback букв. ‘горбатая спина’ — ‘горбун’

pip-squeak букв. ‘тонкий писк’ — ‘незначительная личность’

dead-eye — букв. ‘мертвый глаз’ — ‘юферс’

fat-head — букв. ‘толстая голова’ — ‘олух’

redneck — букв. ‘красная шея’ — ‘работяга’

egghead — букв. ‘яйцеголовый’ — ‘умник’

flatfoot — букв. ‘плоская ступня’ — ‘полицейский’

scarecrow — букв. ‘пугать ворон’ — ‘пугало’

killjoy — букв. ‘убивать радость’ — ‘зануда’

know-nothing — букв. ‘не знать ничего’ — ‘невежда’

wetback — букв. ‘мокрая спина’ — ‘сельскохозяйственный рабочий’

Этот список (похожий на набор актерских амплуа из Дэймона Раньона [144] ) демонстрирует, что практически у всего в языке есть систематические модели образования, даже у кажущихся исключений, если только дать себе труд к ним присмотреться.

Третья история разбирает по косточкам восторженное высказывание Барбры Стрейзанд, в которой она описывает звезду тенниса — Андре Агасси.

Он очень-очень умный, очень-очень чувственный, он очень развит (evolved); больше, чем его прямолинейные (linear) годы… Он играет, как дзен-буддист. Это точно в тот самый момент.

144

Раньон Дэймон (1884–1946) — американский писатель, журналист; писал о жизни Нью-Йорка, используя сленг актеров, людей улицы, гангстеров и т.д. — Прим. ред.

Прежде всего Сэфайр рассуждает о причинах, по которым Стрейзанд употребила слово evolved: «Этот переход от активного залога к пассивному — от he evolved from ‘он развился из’ (Недостающее звено) к He is evolved ‘Он развитый’ — наверняка был сделан под влиянием слова involved ‘увлеченный, захваченный какой-то деятельностью’, которое является комплиментом» [145] .

Такие виды словобразования интенсивно изучались в лингвистике, но Сэфайр демонстрирует свое незнание принципов их работы. Он думает, что люди изменяют слова, потому что одни из них рифмуются с другими — involved с evolved — этакая неаккуратность речи. Но на самом деле люди далеко не так небрежны, и не мыслят так буквально. То лексическое творчество, с которым мы уже имели дело — Let me caveat that ‘Позвольте мне ходатайствовать об этом’, They deteriorated the health care system ‘Они начали вырождать систему здравоохранения’, Boggs flied out to the center field ‘Боггз отбил мяч на центральное поле’ — основаны не на рифмовке, а на абстрактных правилах, изменяющих категории частей речи и состав ролевых исполнителей одними теми же точными способами у десятков сотен слов. Например, переходный глагол to deteriorate (the health care system) ‘вырождать (систему здравоохранения)’ происходит из непереходного — (the health care system) deteriorated ‘(система здравоохранения) выродилась’ — точно таким же образом, которым переходный глагол в to break (the glass) ‘разбить (стакан)’ происходит от непереходного (the glass) broke ‘(стакан) разбился’. Давайте посмотрим, откуда могло появиться слово evolved.

145

Ирония по поводу слова evolved связана с тем, что оно имеет еще одно значение — ‘эволюционировавший’. — Прим. перев.

Предположение Сэфайра, что это переход от активного залога к пассивному, основанное на involved, не работает вообще. Для слова involved мы, наверное, и можем представить себе его происхождение из активного залога:

Raising the child involved John (активн.) ‘Воспитание ребенка увлекло Джона’. —>

John was involved in raising the child (пассивн.) ‘Джон был увлечен воспитанием ребенка’. —>

John is very involved ‘Джон — очень увлеченный [отец]’.

Но для слова evolved параллельный словообразовательный процесс потребует наличие пассивного предложения, а перед этим — еще и активного, которых не существует (я пометил их звездочкой):

*Many experiences evolved John ‘*Джона развил его большой опыт’. —>

*John was evolved by many experiences. (или) *John was evolved in many experiences. ‘*Джон был развит своим большим опытом’, (или) ‘*Пройдя через многое, Джон был развит’. —>

John is very evolved ‘Джон очень развит’.