Язык как инстинкт
Шрифт:
И опять, взяв шефство над языком Стрейзанд, Сэфайр неправильно проанализировал и форму и значение. Он не заметил, что (1) слово very не связано с предлогом in, оно связано со всей предложной группой in the moment. (2) Стрейзанд не использует непереходный предлог in с его особым значением «модный», она использует традиционный переходный предлог in с дополнением, выраженным именной группой — the moment. (3) Использование ею предложной группы в качестве прилагательного для описания ментального или эмоционального состояния соответствует стандартной для английского языка модели: under the weather ‘больной’, out of character ‘ведущий себя не в своем стиле’, off the wall ‘очень неожиданный’, in the dumps ‘подавленный’, out to lunch ‘не в себе’, on the ball ‘внимательный’, in good spirits ‘в
Таковы языковые мавены. Им можно поставить в вину два слабых места. Первое — это серьезная недооценка лингвистического арсенала обычного человека. Я не говорю, что все выходящее из человеческих уст или из-под пера в точности соответствует правилам (вспомните Дэна Квейла). Но вместо того, чтобы выставлять себя на посмешище, языковые мавены могли бы прибегнуть к диагнозу языковой компетентности как к последнему средству, а не ставить его сразу после беглого осмотра. Люди выдают смешную словесную абракадабру, когда чувствуют, что стоят на высокой трибуне, требующей от них возвышенного формального стиля, и знают, что выбор слов может иметь для них мгновенные последствия. Вот почему богатым источником стилистических ляпов может быть речь политиков, заявления о выдаче социального пособия и студенческие курсовые работы (если допустить, что в приведенных списках есть хоть крупица правды). В обстановке, требующей меньшего контроля над собой, обычные люди, как бы плохо образованы они ни были, подчиняются сложным грамматическим законам и могут выражать свои мысли так живо и изящно, что их речь очаровывает серьезных слушателей: лингвистов, журналистов, историков устной речи и писателей-мастеров диалога.
Второе слабое место языковых мавенов — это их полное невежество относительно современной науки о языке. Я имею в виду не формальный аппарат теории Хомского, а базовые знания о том, какие виды конструкций и идиом встречаются в английском, и как люди используют и произносят их. Со всей честностью надо сказать, что значительная доля вины падает на представителей моей профессии за то, что мы с такой неохотой используем свои знания в практических вопросах стиля и словоупотребления, чтобы удовлетворить естественный человеческий интерес к тому, почему люди говорят так, а не иначе. За несколькими исключениями, такими как Джозеф Эмондз, Дуайт Болинджер, Робин Лакофф, Джеймс Мак-Коли и Джофри Нанберг, основная масса американских лингвистов оставила эту область деятельности целиком на откуп мавенам или, как называет их Болинджер, шаманам. Он обрисовывает ситуацию так:
В языке не встретишь специалистов с лицензией; но леса полны повивальных бабок, травников, промывателей желудка, костоправов и колдунов общей практики. Некоторые из них вопиюще невежественны, у других большой багаж практических знаний, но всех их можно собрать воедино и назвать шаманами. Они требуют нашего внимания не только потому, что заполняют пробел, а потому что почти никто, кроме них не выходит на трибуну, когда язык начинает причинять беспокойство, и кому-то нужно ответить на зов о помощи. Иногда их советы что-то значат. Иногда они бесполезны, но к ним все равно обращаются, потому что никто не знает, куда еще можно обратиться. Мы живем в африканской деревне, а Альберт Швейцер еще не появился.
Так что же делать со словоупотреблением? В противоположность некоторым ученым 60-х гг. я не говорю, что инструкции стандартной английской грамматики и стилистики — это орудия, поддерживающие иго белого патриархального капиталиста, и Народ должен быть освобожден, чтобы писать так, как ему хочется. Некоторые аспекты того, как люди выражают свои мысли в определенной обстановке, стоит изменить. Но то, к чему я призываю — это мирное урегулирование — более вдумчивое обсуждение вопросов языка и словоупотребления, вытеснение «охотничьих рассказов» и сказок старых вдов последними полезными научными знаниями. Особенно важно не недооценивать то, насколько сложна организация истинного источника любой разновидности языка — человеческого мышления.
Парадоксальным образом, иеремии, стенающие по поводу того, что небрежность в языке ведет к небрежному мышлению, сами являются скопищем за уши притянутых квази-фактов и клубком выводов, который невозможно распутать. Все образчики языкового поведения человека, которым заранее отказано в оправдательном приговоре, свалены в одну непривлекательную кучу и выплюнуты как свидетельство Упадка Языка. В этой куче — и молодежный сленг, и софизмы, и локальные вариации произношения и дикции, и бюрократические нагромождения, и плохие правописание с пунктуацией, и такие псевдоошибки, как hopefully, и плохо написанная проза, и правительственные эвфемизмы, и такая нестандартная грамматика, как ain’t, и сбивающая с толку реклама и так далее (не говоря уже о нарочно придуманных стилистических ляпах, которые уже не в компетенции обвинителя).
Я надеюсь, что убедил вас в двух вещах. Многие правила прескриптивной грамматики — это просто глупость, которую нужно выбросить из пособий по словоупотреблению. И большая часть стандартного английского именно им и является — стандартным в смысле стандарта денежных единиц или стандартного напряжения во всех розетках в доме. Здравый смысл подсказывает, что людей нужно поощрять и давать им возможность усваивать тот диалект, который стал стандартным в их сообществе, и употреблять его в разной формальной обстановке. Но ни к чему использовать такие термины, как «плохая грамматика», «ущербный синтаксис» и «неправильное словоупотребление», когда речь идет о деревенских диалектах и диалектах афроамериканцев. Хотя я и не приверженец «политкорректных»
Что касается сленга, то я целиком на его стороне! Некоторые беспокоятся, что сленг каким-то образом «испортит» язык. Эта «порча» была бы для нас большим везением. Но большинство сленговой лексики ревностно оберегается «посвященными» ее субкультуры как опознавательный знак для «своих». А присмотревшись к этой лексике, ни один истинный любитель языка не может не восхититься блестящей игрой слов и остроумием: Zorro-belly ‘пациент, перенесший операцию на животе’; crispy critter ‘пациент с ожогами (от названия сухого завтрака)’; prune ‘некто неприятный, тупой, упрямый’ букв. ‘чернослив’ (студенты-медики); jaw-jacking ‘разговаривающий’ (от jaw — челюсть); dissing ‘неуважительный’ (происходит от отрицательной приставки dis-) (рэпперы); studmuffin ‘обаяшка (о мужчинах)’ (от stud ‘племенной жеребец’); veg out ‘бездумно и бездейственно проводить время’ (происходит от слова vegetable ‘овощ’); blow off ‘нарушить обещание’ букв. ‘сдуть’ (студенты); gnarlacious ‘отличный’ (первое значение — ‘хорошая для катания волна’); geeklified ‘занудный’ (от geek ‘цирковой урод’) (серфингисты); to flame ‘лицемерно протестовать’ букв. ‘воспламеняться’ (хакеры). Когда устаревающие термины отбрасываются субкультурой и присоединяются к основному потоку языка, они зачастую прекрасно заполняют пробелы выразительности в языке. Не могу себе представить, как я когда-то обходился без to flame, без to dis ‘выражать неуважение к кому-либо’ и без to blow off. А ведь есть еще тысячи слов, без которых английский сейчас не может обойтись, но которые начали свою жизнь в качестве жаргона: clever ‘умный’, fun ‘веселье’, sham ‘поддельный’, banter ‘подтрунивать’, mob ‘чернь’, stingy ‘скупой’, bully ‘задирать’, junkie ‘наркоман’ и jazz ‘пустая болтовня’. Особое лицемерие — это быть ретроградом: противиться языковым инновациям, но оплакивать потерю различий между lay ‘класть’ и lie ‘лежать’, на основании того, что язык теряет выразительность. Средства для выражения мысли создаются гораздо быстрее, чем теряются.
Очевидно, существует правдоподобное объяснение культу слов-паразитов, когда речь то и дело прерывается вставками: понимаешь, в общем, значит, ну типа и т.д. У каждого человека имеется ряд способов ведения разговора, уместных в том или ином контексте и определяющихся статусом собеседника и степенью общности с ним. Похоже, что юные американцы пытаются установить более короткую социальную дистанцию, чем та, к которой привыкло старшее поколение. Я знаю многих одаренных стилистов моего возраста, речь которых в беседе один на один приправлена значит и понимаешь — их попытка выйти из роли знатока, имеющего право читать собеседнику нотации. Некоторых это раздражает, но большинство людей может обойтись без слов-паразитов, приложив усилия, и я считаю, что это ничем не хуже другой крайности — некоторых пожилых ученых, красноречиво разглагольствующих перед младшими по возрасту слушателями, не знающими куда от этого деться.
Тот аспект пользования языком, которому больше всего необходимы изменения — это ясность и стиль прозы на письме. Описания требуют от языка выражения гораздо более сложных цепочек мыслей, чем это было задумано биологией. С непоследовательностью, которая вызвана ограничениями на оперативную память и планирование и незаметна в беседе, не так легко смириться, когда она зафиксирована на бумаге — у человека есть время, чтобы в нее всмотреться. Кроме того, в отличие от собеседника, у читателя редко имеется столько же базовых знаний, чтобы заполнить все пропущенные логические посылки, которые делают речь доступной для понимания. Преодолеть свой природный эгоцентризм и попытаться представить себе уровень знаний среднестатистического читателя на каждом этапе изложения — это одна из важнейших задач хорошего стилиста. Все это делает письмо сложным ремеслом, которое постигается благодаря практике, наличию наставника, обратной связи и что, может быть, важнее всего, постоянному ознакомлению с образчиками хорошей прозы. Существуют отличные руководства по стилю письма, в которых эти и другие навыки обсуждаются с большим знанием дела, как, например, книга Странка и Уайта «Элементы стиля» и книга Уильямса «Стиль: вперед к ясности и изяществу». На мой взгляд, самое полезное в этих книгах то, насколько далеко отстоят их практические советы от набивших оскомину рассуждений о жаргоне и расщепленных инфинитивах. Например, банальный, но повсеместно признанный ключ к хорошему стилю — это постоянное саморедактирование. Хорошие авторы проходятся по тексту от двух до двадцати раз, прежде чем он выйдет в печать. Тот, кто не считает это необходимым, будет плохим стилистом. Представьте себе какого-нибудь иеремию, восклицающего: «В наши дни языку угрожает коварный враг: молодежь недостаточно редактирует то, что она пишет». Вообще прикол, да? В таком нельзя обвинить телевидение, рок-музыку, потребительскую культуру, спортсменов, получающих чересчур высокие гонорары или какой-то другой символ упадка цивилизации. Но если нам нужен ясный стиль, то на помощь призываются вышеупомянутые доморощенные средства.