Язык милосердия. Воспоминания медсестры
Шрифт:
Распространенность психических заболеваний в Великобритании, наряду с национальным кризисом муниципального жилья, приобретает масштабы эпидемии. Полагаю, что в какой-то период жизни все мы бываем психически нездоровы так же, как и физически. Я сама в разные периоды жизни чувствовала себя то хуже, то лучше, как психически, так и физически. Но заболевания настолько серьезные, что заканчиваются диагнозом, возникают у каждого четвертого гражданина. У каждого десятого ребенка сегодня диагностируют психическое расстройство. Растет число самоубийств, а людям с психическими заболеваниями приходится ждать очереди на лечение непозволительно долго. Не так давно правительственная рабочая группа заявила
Психические заболевания духовно опустошают. Проведя какое-то время в отделении с людьми, которые напуганы и уязвимы, а иногда в течение длительного времени безнадежно больны, я соглашаюсь со Сью: «Уж лучше рак, чем серьезное психическое расстройство».
Но с проблемой психических заболеваний борется не только Великобритания. ООН признает, что создание достойной системы психиатрической помощи – это одна из приоритетных глобальных задач. В Китае, где психические расстройства в прошлом воспринимались скорее как политическое зло, нежели как органические заболевания, на данный момент проживает 100 миллионов граждан, страдающих душевными заболеваниями. В эпоху, когда у нас есть все, когда условия жизни улучшились, а всеобщая система образования и здравоохранения должна была повсеместно выйти на более высокий уровень, мы страдаем как никогда раньше.
Я замечаю, что Дерек, похоже, пугается каждый раз, когда поблизости оказывается Пэм. Он начинает ходить взад-вперед, а его язык тела говорит о наличии стресса: сжатые челюсти, опущенный взгляд, тело пытается закрыться, отгородиться от мира. Мне выпадает шанс поговорить с ним в столовой. Пэм, бледная худая женщина, страдающая депрессией, стоит в очереди с подносом в руках, прекрасно соблюдая порядок и широко улыбаясь. Столовая заполнена обедающими сотрудниками и пациентами. Одни поглощают еду слишком быстро, другие – слишком медленно, поэтому в психиатрических отделениях часто бывают случаи, когда кто-то давится. Иногда пациенты делают это нарочно, пытаясь причинить себе вред.
Люди изобретают самые разные способы себе навредить: перетягивают горло лигатурами, занимаются сексуальным членовредительством (например, пытаются отрезать себе пенис), обжигают кожу или выдирают волосы, глотают бритвенные лезвия, иголки, булавки или батарейки, выпивают отбеливатель или антифриз, ковыряют и режут кожу. Членовредительство существовало всегда, но так до конца и не ясно, почему люди это делают, хотя некоторые больные считают нанесение себе вреда способом передать чувства, неким своеобразным языком. Ничто не может выразить боль так, как человек, который ест так мало, что может умереть. Или так много. Ожирение – это членовредительство. Зависимость – это членовредительство. Мы
В своей книге «Душа как оголенный нерв: история членовредительства» (Psyche on the Skin: A History of Self-Harm) Сара Чейни, которая работает в Королевском колледже сестринского дела, рассказывает, что психические установки конструируются точно так же, как исторические, литературные или художественные представления о членовредительстве. Однако следует видеть разницу между членовредительством и попыткой самоубийства.
– Фрида Кало покончила с собой в сорок семь лет, – говорит Дерек. – Люди говорили, что виной всему был тромб в легком, но на самом деле это была передозировка.
Я впервые слышу, чтобы Дерек говорил о суициде. Сью сидит напротив него.
– Ты думаешь об этом? – спрашивает она.
– О самоубийстве? – Он прищуривается. – Разве не все думают об этом?
Она качает головой:
– Нет, не думаю.
На голове у Дерека шерстяная шапка с логотипом Nike на лбу.
– Думал, когда курил много дури. Дурачина.
– Но ведь теперь-то ты бросил, – говорит Сью.
– Если очень хорошо сконцентрироваться, даже когда спишь, можно изменить место, которое ты видишь во сне. Я иду назад в этот сон, а не вперед.
Я понятия не имею, что Дерек имеет в виду, но мы какое-то время просто сидим и слушаем. Он кажется спокойным: его тело расслабленно, и он улыбается более непринужденно. В его глазах нет злобы, и страха в них тоже нет.
Но Сью хмурится.
– Не думаю, что стоит давать ему отгул, – говорит она мне чуть позже. – За ним надо понаблюдать. Психиатр – все равно что слепой в темной комнате, который пытается отыскать черную кошку – а ее там на самом деле и нет. Кажется, это написал Оливер Сакс. Или что-то в этом роде. Иногда озарение – вещь опасная.
Я понятия не имею, о чем говорил Дерек и о чем сейчас говорит Сью. И о чем говорил Оливер Сакс. Но, видимо, это что-то важное.
Я нахожу его первой. Дерек лежит на полу рядом со своей кроватью, а из его руки гротескно, красивой аркой хлещет кровь. Куда более красная, чем можно себе вообразить. Его глаза открыты, а кожа – пепельно-серая.
Я стою неподвижно, а секунды бегут – слишком много секунд, но я не в силах ни переставить ногу, ни закрыть рот. Запах моря и старых шахмат, его смех – все это теперь обратилось в ничто. На пару мгновений я оказываюсь вместе с Дереком где-то в другом месте. Парю в невесомости.
Из коридора доносится крик Хейли. В полуметре от Дерека, рядом с его вытянутой рукой, лежат маленькие ножницы. Потом – попытки остановить кровь, кнопка экстренного вызова, повсюду крики и палата, заполненная людьми, которые гораздо более квалифицированны, чем я, чтобы знать, что делать в подобной ситуации. Вбегает врач, потом еще один, и, когда из основного корпуса прибывает бригада экстренной помощи, я уже стою на полу на коленях в луже алой-алой крови. Она похожа на масляную краску, в ней есть сгустки и разводы. Кто-то дает мне перчатку. «Дави на рану. Дави так сильно, как только можешь».
Рука Дерека так измазана красным, что сложно разобрать, где ему удалось прорвать кожу и копнуть сквозь ткани, чтобы найти вену или артерию. Кровь рвется наружу бешеным потоком. Вся его рука изрезана, некоторые порезы глубокие, и из них торчит плоть, другие не так глубоки, но кровоточат сильнее. Из одного пореза брызжет кровь. Я зажимаю его марлей – она промокает за считаные секунды. И все же в конце концов мои пальцы зажимают нужную точку, и я держу порез уверенно и крепко, хотя струйка крови все равно убегает. Я едва слышу звучащие вокруг крики.