Языки современной поэзии

Зубова Людмила Владимировна

Скрытый билингвизм, вероятно, имеется и в таком стихотворении:

НЕТ Вы русский? Нет, я вирус спида, как чашка жизнь моя разбита, я пьянь на выходных ролях, я просто вырос в тех краях. Вы Лосев? Нет, скорее Лифшиц, мудак, влюблявшийся в отличниц, в очаровательных зануд с чернильным пятнышком вот тут. Вы человек? Нет, я осколок, голландской печки черепок — запруда, мельница, проселок… а что там дальше, знает Бог [27] .

27

Лосев, 1999-а: 150.

В

этом тексте за вопросом о национальной принадлежности следует злобный ответ не про национальность [28] . Слова нет, я вирус спидасообщают, что автор-персонаж отвержен, заразен, опасен.

Называя себя словом, обозначающим опасную болезнь, Лосев, вероятно, имеет в виду и английское слово speed— ‘скорость’. Возможность такого прочтения следует не только из насыщенности многих его текстов билингвистической игрой слов, но также из того, что ближайший друг и объект филологического внимания Лосева — Бродский — постоянно говорил (в том числе и в Нобелевской речи) о поэзии как о колоссальном ускорителе сознания.

28

В интервью Ирине Чайковской Лосев сказал о возникновении первой строчки: «Мне понравилось созвучие: ВЫ РУСский — ВИРУС» (Лосев, 2008). Вероятно, такому сближению способствовал акцент, с которым произносят местоимение вылюди, не в совершенстве владеющие русским языком.

Автометафоры осколок, черепокобозначают здесь не только результат разрушения, но и сохранившийся остаток бывшего, историческую ценность. Голландская печка — и предмет быта, согревающий дом, и произведение искусства. А прилагательное, указывающее на иностранное происхождение этого предмета, существует в русском языке еще и как часть известной инвективы хер голландский.

В конце XX века утвердилось представление о поэте как об орудии языка, этот тезис часто повторял Бродский — во многих интервью и в Нобелевской речи. Лосев говорит об этом языком поэзии, показывая, что текст является воплощением тех свойств слова и формы, которые можно найти и в прошлых, и в будущих состояниях языка:

Грамматика есть бог ума. Решает все за нас сама: что проорем, а что прошепчем. И времена пошли писать, и будущее лезет вспять и долго возится в прошедшем. Глаголов русских толкотня вконец заторкала меня, и, рот внезапно открывая, я знаю: не сдержать узду, и сам не без сомненья жду, куда-то вывезет кривая. На перегное душ и книг сам по себе живет язык, и он переживет столетья. В нем нашего — всего лишь вздох, какой-то ах, какой-то ох, два-три случайных междометья. («Грамматика есть бог ума…» [29] )

29

Лосев, 2000-б: 91.

История редуцированных гласных, история орфографии осмысляется как история народа:

Шаг вперед. Два назад. Шаг вперед. Пел цыган. Абрамович пиликал. И, тоскуя под них, горемыкал, заливал ретивое народ (переживший монгольское иго, пятилетки, падение ера, сербской грамоты чуждый навал; где-то польская зрела интрига, под звуки падепатинера Меттерних против нас танцевал. <…>) («Шаг вперед. Два назад. Шаг вперед…» [30] )

30

Лосев, 1999-а: 17.

Характерно, что падение ера(до XI–XII веков ослабленного гласного звука, который обозначался буквой «ъ») понимается не только

как процесс, наиболее активно проходивший в XII веке, но и как изменение правил орфографии реформой 1918 года, устранившее написание «ъ» на конце слов. Твердый знак метафорически предстает последней твердыней, а падение ера(термин исторической грамматики) — падением крепости. Слово падение,таким образом, актуализирует в тексте свою полисемию, а слово твердый —синонимию со словом крепкий.

Термин превращается в поэтический троп, предмет сравнения, объект и субъект метафоры:

Вижу, старый да малый, пастухи костерок разжигают, существительныйхворост с одного возжигают глагола, и томит мое сердце и взгляд разжижает, оползая с холмов, горбуновая тень Горчакова. («Открытка из Новой Англии. 1. Иосифу» [31] )

Здесь совершенно очевидна отсылка к строке Бродского из поэмы «Горбунов и Горчаков»: О как из существительных глаголет,но, может быть, менее заметно, что в текст включено название ленинградского журнала «Костер», в котором работал Лосев и где состоялась первая публикация стихов Бродского. Цитированный фрагмент содержит также название стихотворения Бродского «Холмы», а там есть и пастухи,и строка Холмы — это наша юность.Конечно, нельзя не заметить в тексте Лосева и полисемию слова глагол:это и термин грамматики, и семантический архаизм со значением ‘слово’ (и в конкретном, и в обобщенном смысле), а также связь этих образов с призывом Пушкина Глаголом жги сердца людей.

31

Лосев, 2000-б: 76.

Варианты слова анализируются непосредственно в тексте, рядом оказываются бывшие варианты, уже ставшие в языке разными словами, что обнаруживает генетическую связь между разошедшимися значениями:

Все мысли в голове моей подпрыгивают и бессвязны, и все стихи моих друзей без'oбразны и безобр'aзны. («Стансы» [32] ); И я читаю,нет, точнее, чту ничто и вспоминаю, улыбаясь, как тридцать лет назад мне повезло. («„Poetry makes nothing happen“. Белле Ахмадулиной» [33] );

32

Лосев, 1985: 74.

33

Лосев, 2000-б: 229.

зеленый змийбумажным змеем стал, да и мы уж не сумеем напиться вдрызг. («Что было стекл зеленоватых…» [34] ); Ах, в старом фильме (в старой фильме) в окопе бреется солдат, вокруг другие простофили свое беззвучное галдят, ногами шустро ковыляют, руками быстро ковыряют и храбро в объектив глядят. («Документальное» [35] )

34

Лосев, 1999-а: 110.

35

Лосев, 1999-а: 58.

Последний пример с семантизацией грамматических вариантов показывает, пожалуй, самое наглядное проявление языковой динамики, доступное непосредственному наблюдению. Слово женского рода фильмаупотреблялось в первые годы появления кинематографа, затем оно изменило грамматический род на мужской, но в языке последних лет форму женского рода можно считать восстановленной: так обычно и называют самые ранние киноленты, особенно немые. Слово явно приобрело новую номинативную функцию.