Йера для командора
Шрифт:
– Даже если у вас получается посылать только хаос из эмоций - это то, что нам надо! Именно то!
– Куратор неожиданно вскакивает на ноги.
Я тут же подаюсь назад, упираюсь в спинку стула.
– Я вас подведу, Второй. Вам лучше дождаться Мики.
Я на себя такой грех не возьму.
Куратор обходит стол и встает рядом со мной. Смотрит сверху вниз.
– Нас зверски убивают, воруют наши технологии. Заливают лаборатории кровью. Хотите, пока видео-доказательства?
– Нет!
– тут
– Тогда дайте себе шанс нам помочь. Вы будете в безопасности. Обещаю. Получится или нет - вы все равно получите сто миллионов галактионов на любой счет.
Так вот какой крупной суммой соблазнили Мики! Теперь понятно. Да за такую плату можно купить остров. Если бы мне промыли мозги, убедили в правости дела, да еще у меня родной человек болел, я бы, возможно, тоже поступила как она.
Но я знаю, что за вещество и зачем они производят. И почему их зачищают.
– Хорошо, - соглашаюсь я.
А про себя решаю при первой возможности бежать. Если не получится, то буду делать вид, что пытаюсь использовать дар, просто у меня ничего не выходит.
Мне вот только одно интересно - зачищать снова будут барсийцы?
– Второй, а кто наши противники?
– спрашиваю я, специально причисляя себя в “свои”.
– Морфы, - говорит он.
И волосы на затылке встают дыбом.
Глава 13
Морфы. После того, как я спасла одного из них, они отплатили мне чередой экспериментов. С тех пор всякий раз при упоминании этой расы я испытываю дикий стресс.
Никогда больше не хочу проходить через подобное. Никогда. И здесь мне не нравится.
– Вы готовы?
– спросил куратор.
Нет! Я отчаянно не готова никуда идти.
Мне только начало казаться, что хуже быть не может, как вот тебе и на.
Но куратор словно не замечает моего состояния. Или не хочет замечать.
Хотя, мне надо сказать спасибо за упоминание морфов. Это сразу меня отрезвило.
– Тогда идемте, - Куратор спускает с террасы к авто, которое я видела только в музеях, и открывает мне дверь.
– Прошу, я отвезу вас на объект.
Я не хочу садиться, но что мне делать? Может, банально в обморок упасть?
А идея!
Я имитирую потерю сознания - грохаюсь прямо на траву не жалея собственного тела. Слышу, как куратор матерится, как доктор подбегает.
Подключаю весь ментал, чтобы выдать медленное сердцебиение и не показать, что я в сознании. Более того - я внушаю этим двоим ритм искреннего беспокойства.
Я очень надеюсь, что меня вернут в палату, но куратор неожиданно хмыкает:
– Раз воздействует на нас, значит, в сознании. Сажай в машину.
Я оказываюсь на заднем сидении. Под щекой кожаная обивка салона, а в носу едкий запах средства для дезинфекции. И тут он!
Слышу,
– Это бензиновый автомобиль. Ты, такой, наверное, и не видела. Зато его не отследить. Понимаешь, в нашей работе это важно, - говорит куратор.
Общается со мной так, словно я в сознании, но я не открываю глаза. Думаю, что делать.
Он ощутил мое воздействие, даже немного поддался ему, но быстро взял себя в руки. Значит, у него нет защиты против моего ритма.
– Не применяй на мне свою силу. Ты не сможешь отсюда выбраться. В реликтовом лесу водятся страшные звери. Они тебя сожрут, - говорит куратор.
Пока что для меня самый страшные звери - это не дикие животные, а разумные существа, которые встречаются на моем пути.
Мне нужен самый забористый ритм, от которого куратор бы остановился и впал в уныние. Такой, чтобы до почек пробрало.
Но для этого мне надо самой поймать волну, ощутить все, что я закодирую. И я вспоминаю времена у морфов в лаборатории. То чувства глубочайшей безысходности, отчаяния, желания лезть на стенку.
И хотя я знала, что дядя рядом, я понимала, что все может измениться в любой момент, и я могла оттуда не выйти. Никогда.
Нет! Не та эмоция. Так куратор стал ехать нервно, ускорился, машину стало заносить на поворотах.
– Прекрати!
– кричит он на меня.
Ого, даже так может! И голос дрожит.
А я тоже тогда дрожала. И было мне тогда всего двенадцать лет. И я больше никогда не хочу видеть морфов. Никогда.
Мы несемся так, что подлетаем на ухабистой дороге, скребем дном.
И я понимаю, что надо найти другую эмоцию. Апатию, депрессию, полное безразличие к миру.
У меня было такое однажды, когда умер отец. Я не хотела ничего. Мне было даже шевелиться лень. Кто-то что-то говорил, но это было не громче, чем шум ветра.
Я ловлю воспоминание и раскручиваю внутри, а потом ударяю силой ритма полной апатии, такой глубокой, что машина тут же замедляет скорость, а потом и вовсе останавливается.
Куратор опускает голову и смотрит прямо перед собой ничего не видящим взглядом. Его плечи опускаются, руки виснут петлями вдоль тела. Он едва слышно дышит.
Готово!
Я дергаю за все штыри, все выпуклости двери, потому что тут нет автоматической блокировки дверей, пока не нахожу рычаг. Открываю дверь и выбегаю прямо в лес.
Прорываюсь сквозь густую растительность, прыгаю через кочки, бегу, пока не выскакиваю прямо на огромного коричневого зверя с густой шерстью.
Скорее на рефлексах, чем осознанно, ударяю по нему ритмом моих страха и паники. Он тут же бежит прочь, поджав короткий хвост.