Йот Эр. Том 2
Шрифт:
— Весь мир не стоит твоей улыбки…
— Если бы ты согласилась уехать со мной…
— Нас не найдут…
Кого он уговаривал уехать? Кому он не смог положить цветы на могилу? Без кого ему тоскливо? Девушка ничего не могла понять. А кому он говорил «моя дорогая» по-английски? И почему именно на этом языке? Пустых гаданий она не любила, и сама неясность ситуации ее немало нервировала.
Под утро Нина сама задремала, но моментально проснулась, стоило больному зашевелиться. В окно уже светило солнце. Яцек открыл глаза и попытался улыбнуться. Его сиделка улыбнулась в ответ и проверила температуру. Чуть поменьше, но все равно очень
— Пойду приготовлю завтрак, — сказала она, поднимаясь со стула.
— Есть не хочется, — ответил Яцек.
— Понятное дело, с таким-то жаром! Но все равно надо, — отрезала девушка и отправилась на кухню.
Кроме кофе, четвертинки булки, баночки сардин и двух яиц никаких других продовольственных запасов не обнаружилось. Соорудив из всего этого завтрак, Нина накормила больного и перекусила сама. Однако для того, чтобы поднять больного на ноги, да и выполнять функции сиделки, нужно было запастись продуктами. Пока Яцек еще более или менее способен соображать и даже при нужде передвигаться по квартире, она решила добежать до ближайших лавочек и прикупить там чего-нибудь из расчета на несколько дней.
Однако ноги понесли ее сперва не в ближайший склепик с продуктами, а к «Студебекеру», который вскоре вез ее к штабу Варшавского округа. Зайдя в кабинет к отцу, она постаралась буквально воспроизвести ему все то, что бормотал Яцек в бреду, не забыв и про английские и французские слова. Реакция генерала Речницкого была молниеносной:
— Немедленно возвращайся! Если он снова начнет бредить — запоминай все, до последней буквы. И будь осторожна — не вспугни ни в коем случае!
В течение дня Яцек старался держаться бодро, хотя это давалось ему с трудом. Он некоторое время старался развлекать Нину разговорами, затем пробовал почитать, но примерно через час устал и отложил книгу. Через силу Яцек съел приготовленный его добровольной сиделкой обед. Ближе к вечеру ему стало заметно хуже. Он уже не изображал непринужденную болтовню, а все чаще лежал молча, с закрытыми глазами, пытаясь набраться сил и вернуться к светским манерам. Однако температура снова поднялась, и больной прекратил всякие попытки казаться более бодрым, чем есть на самом деле. Лицо его пылало лихорадочным румянцем, дыхание участилось…
Жаропонижающее на какое-то время приносило облегчение, но ближе к ночи Нине снова пришлось приняться за холодные компрессы. Яцек заснул, держа девушку за руку. Его грудь часто вздымалась, но лежал он спокойно. Бреда, как в прошлую ночь, не было. Прошел час, другой. Сон перестал быть спокойным. Голова больного металась на подушке, дыхание сделалось лихорадочным, а губы шептали:
— Януся… милая… ты так на нее похожа…
Затем веки его затрепетали, глаза приоткрылись. Некоторое время взгляд его был таким же пустым и неподвижным, как прошлой ночью, но затем он сфокусировался на девушке, стал осмысленным, и Яцек тихо проговорил:
— Я знаю, ты мне только снишься… — тут веки его закрылись и он снова забылся в беспокойном сне, то и дело шепча что-то, большей частью — по-польски.
— Не уходи… Жизнь моя… Увидел тебя и сразу понял… Ничего не сообщал… Они не знают… Ни про тебя, ни про Якуба…
— Тебе не место в этой мясорубке… Я знаю… Там, в Канаде… там есть такие глухие места… Там нас не отыщут… Никто не найдет… Ни сэр Стюарт, ни МИ-5, ни даже ваш Лаврентий… — он ненадолго замолчал, затем его губы вновь пришли в движение: — Вдвоем, только вдвоем… Я не буду
Чай с малиной и на этот раз оказал свое действие — Яцек пропотел насквозь, и Нина снова меняла на нем майку и заменяла простыни в постели. Напоив очнувшегося от забытья больного новой порцией чая с малиной, девушка продолжала свое бдение у его кровати. На этот раз больной заснул уже без бреда. Через полтора часа он снова насквозь пропотел, и снова пришлось менять белье. Но, похоже, жар стал заметно спадать.
Наутро Яцек стал более оживленным. Однако он был еще очень слаб и быстро уставал, даже от разговоров. Температура к вечеру опять полезла вверх, но не настолько, как в предыдущие дни, и ночь прошла спокойно, без всякого бреда, так что и Нине удалось поспать несколько часов на диванчике.
А на следующий день раздался звонок в дверь. Это приехал отец.
— Ну, как тут наш больной? — поинтересовался он, заходя в комнату.
Бледный Яцек, полусидевший на кровати, обложенный подушками, широко улыбнулся:
— Стараниями Янки, — он кивнул в ее сторону, — как видишь, выкарабкался.
— Ну и хорошо! — удовлетворенно произнес Речницкий. — Надеюсь, ей теперь можно покинуть свой пост, отдохнуть и отоспаться? А продукты тебе мой адъютант закинет.
— Конечно, ей надо отдохнуть, — согласился Яцек. — И так уж она тут ночи напролет бдила, хлопотала вокруг меня…
— Вот и ладненько. Нина, давай домой! — повернулся Якуб к дочке.
5. Кто вы, генерал Базилевич?
Что происходило дальше, девушка не знала, но догадывалась, что странные речи в бреду дают множество оснований для вывода: Яценты Базилевич — совсем не тот, за кого его принимали долгое время. А значит, его ждут серьезные вопросы… Или, скорее, допросы.
Через несколько дней Нина все же решилась спросить, чтобы проверить мучавшие ее догадки:
— Папа, а что с Яцеком? Он что, — помедлив, она с замиранием сердца все же выдавила из себя, — английский агент?
— Агент? — зло усмехнулся Речницкий. — Бери выше! Кадровый разведчик. Почти двадцать лет у нас в органах сидел. Сколько наших ребят из-за этой гниды сгинуло…
— И что теперь? — девушку почему-то очень волновала судьба этого человека.
— Что, что… Отправили в Москву. Там с ним разберутся, — все так же зло ощерившись, бросил Якуб. — И вообще, заканчивай этот разговор! Лучше запомни: не было никакого Яцека! Не было — и все.
Судорожно закусив губы, Нина кивнула. А отец продолжал в раздражении:
— С ним-то разберутся… А нам тут хвосты подчищать. Он ведь, гад, тут не один работал. Вся связь у меня с теперь Москвой поломана, надо ставить заново. И сами мы под подозрением… Ладно! — он хлопнул ладонью по колену. — У нас дело впереди. Проверь оружие — и в машину. Поедем на «Студебекере».
Уже в автомобиле последовал краткий инструктаж:
— Едем в Варшаву. Машину оставляем у Цитадели, а сами пересядем в грузовик. Водитель запаркуется на площади Завиша Чарна, так, чтобы следить за автомобилями, выезжающими с Новогродской. Нам нужен грузовичок — сам крашен в армейский защитный цвет, а фанерный фургон на нем выкрашен более яркой зеленой краской. Когда наш водитель поравняется с ним — через окно валишь шофера. На всякий случай запоминай номер…