Йот Эр. Том 2

Колганов Андрей Иванович

6. Электрошок

Пребывая в полной уверенности, что она стоит у доски в мединституте, отвечая физику, она была сбита машиной на площади Дзержинского (Лубянской) около «Детского Мира». Водитель, к счастью, успел вовремя затормозить, и удар машины не привел к серьезным последствиям. После этого случая Нине стало окончательно ясно, что у нее начались галлюцинации — а краткие слуховые галлюцинации (чаще всего — голос отца) она замечала еще до этого. Она сама отправилась к психиатру, который был крайне изумлен, что душевнобольной человек пришел к нему по собственной воле, да еще и сам заявляет о своем психическом расстройстве — такого в его практике еще не было.

Поэтому первоначально врач отнесся к ее словам с недоверием. Однако когда обнаружилось резкое отклонение от нормы кожно-гальванической реакции, психиатр побледнел и тут же вызвал двух здоровенных санитаров.

— Да не нужны ваши санитары, — устало проговорила Нина. — Я сама хочу лечиться и сопротивляться не собираюсь.

После обследования девушка была тут же госпитализирована в психиатрическую клинику в Белых Столбах.

Сама Нина полагала, что в ее психическом расстройстве были повинны не только нервные перегрузки, но и резкий контраст той атмосферы, в которой она находилась в Польше (рискованные спецоперации по заданиям Родины, самоотверженная борьба за новую власть вместе с товарищами по ZWM — ZMP, общение с людьми, прошедшими фронт и партизанскую борьбу), с «высшим обществом» в СССР, уже приобретавшим признаки разложения. Здесь она окунулась в атмосферу, где немалая часть старшего поколения была охвачена косным бюрократическим угодничеством или самодурством (смотря по положению), а их потомки, «золотая молодежь», уже во множестве предавались пьяному разгулу, наплевав не только на какие-либо идеалы, но и на остатки догм, за которые еще держалось старшее поколение…

Несомненно, свою роль сыграли недоедание и авитаминоз (пеллагра), перенесенные ею в годы войны. В советской психиатрии было зафиксировано немало случаев отсроченных на несколько лет расстройств у подростков, перенесших подобные лишения.

Нине запомнился вопрос лечащего ее психиатра:

— А чем вас можно довести до буйного состояния?

Долго не раздумывая, Нина ответила:

— Детским плачем.

И вот в ее палате стала постоянно звучать пленка с записью детского плача… Когда достигнутый результат удовлетворил врачей, было предпринято лечение электрошоком — варварский метод, ныне применяемый лишь для лечения наиболее тяжелых расстройств. Но тогда еще не было современных психотропных препаратов. Электрошок применялся дважды. После первого раза у девушки наступила абсолютная амнезия, сохранились только элементарные физиологические функции.

Уже впоследствии она узнала, что надзиравшие над ее лечением медики, представлявшие спецслужбы, всерьез размышляли — а не стоит ли на этом и остановиться? Но все-таки электрошок был применен второй раз. После второго применения амнезия приобрела частичный характер — представления о собственной личности, приобретенные знания и навыки и узнавание некоторых знакомых к ней вернулись, но значительная часть воспоминаний, особенно связанных с последними годами ее жизни, оказалась временно недоступной. Впрочем, память стремительно восстанавливалась, но не в стопроцентном объеме — на это потребовались многие годы. Воспоминания о некоторых эпизодах из ее жизни неожиданно всплывали даже десятилетия спустя.

Этот результат, в общем, тоже удовлетворил «психиатров в штатском», хотя одна почтенная дама из их числа впоследствии напрямик заявила Нине:

— Как по мне, так лучше бы было оставить тебя вовсе лишенной способности что-либо вспомнить. Не помнишь — так и не расскажешь никому. А кто знает, что взбредет на ум наполовину вылеченному психу?

Однако у ее непосредственного руководства, похоже, на девушку были другие виды… Еще одним следствием электрошока была потеря Ниной свойства фотографической памяти — способности мгновенно запоминать

большие массивы текстовой и иной визуальной информации.

После проведенного лечения электрошоком Нине предстоял еще полугодовой период реабилитационного лечения. Но после двух с лишним месяцев пребывания в психиатрической клинике ее выдернули на службу, несмотря на категорические возражения врачей, настаивавших на необходимости длительного дополнительного лечения и наблюдения.

— Поймите, мы пока даже не уверены в том, когомы выпускаем из клиники! — доказывали они, но против ведомства Иван Иваныча их доводы были бессильны. Возможно, именно в предвидении подобного поворота событий ее и не стали оставлять полностью лишенной памяти.

7. Неуловимый резидент

В то время, когда Нина училась в школе, а затем в мединституте, ее отец в Польше пережил немало волнений. Его охотничья собака, Норма, не вынесла отъезда девушки, к которой была крепко привязана, — она перестала двигаться, есть и пить и через несколько дней умерла. Вороной Гвяздка так и не подпустил к себе ни одного жокея и потому больше не выступал на скачках, оставшись только племенным жеребцом.

Беда не обошла стороной и семью генерала. Вскоре после отъезда дочери прогрессирующая болезнь почек свела в могилу его жену, Янку. На похороны съехались деревенские родственники, которые, не дожидаясь окончания поминок, взапуски бросились делить оставшееся после нее немалое имущество — сундуки и чемоданы были набиты одеждой, обувью, чешским хрусталем, фарфоровыми сервизами, серебряными столовыми приборами… Дележ сопровождался взаимными обвинениями, заполошными криками, а затем дело дошло буквально до драки. Когда же кое-кто из родственников стал примериваться к обстановке дворца в Хеленове, Якуб Речницкий не выдержал и вытолкал всю эту братию взашей.

Редкие свидания с дочкой во время поездок в Москву воспринимались, как глоток свежего воздуха. Хотя бы с ней все было в порядке…

Все остальное время генерал с головой окунался в дела службы. Командовать войсками округа, тем более столичного — это не фунт изюма. А ведь и помимо округа у него хватало забот. Неуловимый британский резидент не давал Якубу покоя. После первых неудачных попыток добраться до этой загадочной фигуры Речницкий стал осторожно, шаг за шагом сплетать сеть из своих информаторов и перевербованных английских агентов, чтобы в эту сеть, как муха в паутину, в конце концов попался тот, кто ему был нужен.

Полтора года плелась эта сеть, пока не принося никаких видимых результатов. И только весной 1952 года шифровка, оставленная в тайнике одним из информаторов, сообщила:

«По сведениям, полученным от Восьмого, объект «Тень» изредка посещает конспиративную квартиру на улице Злата. Номер дома и квартиры, а также порядок посещения уточняются.

Кондрусь».

А еще через месяц «Кондрусь» передал номер дома и квартиры и даже указал примерный график появления в ней резидента. Теперь предстояло поставить на него такой капкан, чтобы исключить всякие случайности. И тут, в разгар подготовки этой ответственной операции, как обухом по голове ударила новость: дочка в Москве попала в психиатрическую клинику.

Попытки добиться свидания с Ниной ни к чему не привели.

— Вас к ней не допустят, — ответил Иван Иванович на настойчивые обращения Якуба. — Врачи категорически против! — вот и все, чем пришлось довольствоваться.

Хорошо хоть, что в июле стереотипные вести из Москвы — «проходит назначенный курс лечения» — сменились более оптимистическими. Сначала появилась формулировка — «наметилось обнадеживающее улучшение состояния». Затем — «достигнута удовлетворительная нормализация психических функций».