You raped my heart

salander.

Не дурак. Так дергает головой, что ее ноготь всего лишь оставляет красный росчерк на его щеке. Сученыш. Хуже мертвого Питера Хэйеса. Хуже Эрика. Даже хуже Мэттьюс. Он хуже всех. Он хочет ее убить. Выбор простой. Значит, она должна его убить. Только эта мысль формируется в сознании Кристины, как чужие руки снова смыкаются на ее горле. Воздух застревает в глотке. Девушка беспомощно раскрывает рот. Пальцы впиваются в ее шею, вот-вот поломают и порвут сосуды, искрошат позвонки.

Так, значит, вот как она умрет? Раз и все. Нет жизни.

Давление уходит с горла неожиданно. Кристина переворачивается на живот и заходится страшным кашлем. Она чувствует,

как вздуваются вены на шее, как у нее трясутся руки. Она все кашляет и кашляет, словно хочет выблевать собственные легкие. Встает на четвереньки, коленями и ладонями упираясь в острые камни и откуда-то взявшееся битое стекло. Ей не хватает сил продохнуть, будто невидимая удавка все еще стягивает ее шею. Она подносит дрожащие пальцы к горлу, проводит по нему, ощущая, как горит кожа. На глазах наворачиваются слезы от физической боли. Но девушка сцепляет зубы и поворачивает голову, чтобы онеметь.

Эрик.

Вот так вот просто. Эрик и все. Ей почему-то хочется истерично рассмеяться. Эрик — ее спаситель. Это становится уже какой-то привычкой. Но Кристина ловит себя на том, что она рада, что это он. Не Четыре, не Юрай, не кто-то другой, а именно он. Меньше вопросов. В этом ее счастье. Кристина садится, все еще не в состоянии встать. Мир перед глазами плывет, вращается со страшной скоростью. Она хрипит и с глухим свистом втягивает воздух ртом. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Стоит учиться дышать заново. И так больно, черт возьми. Словно сталью по горлу. Она хмурится, фокусирует взгляд, смотря на две мужские фигуры перед собой.

Эрик скинул с Кристины мальчишку как мешок картошки, заставил человеческое тело пропахать по раздробленному автоматными очередями и каменными осколками полу несколько метров. Уилл лишь кривится. А Эрик зол. Этот недоносок, эта паскуда харкает кровью и еще смеет на него смотреть. Удар ботинка оставляет на лице Уилла цветущую отметину и лишает нескольких зубов. Эрик не церемонится. Он даже не дает Уиллу встать. Просто хватает его за волосы, оттягивает голову и наклоняется к нему.

— Знаешь, что я сделал с Эдвардом?

Тот молчит. Лишь кровь булькает у него во рту.

— Что, зубки сломал? — тогда Эрик разворачивает парня к себе, хватает его за подбородок так, что у того хрустит кость в челюсти. — Так знаешь? — тихо рычит Эрик. — Я выколол ему глаза. Вот этим самым ножом, — и в его свободной руке блестит лезвие. — Знаешь, почему я это сделал? — и встряхивает человеческое тело словно грушу. Уилл лишь безвольно повисает. Челюсть сломана, зубы выбиты, одна рука перестала действовать, стоило Эрику со своей одуряющей силой приложить его об пол. — Я сделал это ради вон той девчонки, — говорит он и показывает на Кристину рукой, сидящей так тихо, смотрящей во все глаза на то, что происходит, и хрипящей. — Как думаешь, что я сделаю с человеком, который пытался ее убить?

Улыбается Эрик страшно. Оскал. Он и сам не понимает, что его так взбесило, когда он увидел распростертое на полу знакомое тело и эту мразь над ней. Эрик смутно осознает, что она могла умереть, что она действительно, в сущности, умирала. Его ест такая ярость. Уже знакомое чувство бьется в груди. Ядовитое, гадкое, обдающее таким жаром, что черти, улюлюкая, пляшут в глазах. Макс часто называл его страшным человеком, слишком лютым и опасным. Но настолько страшным, как сейчас, Эрик никогда себя не чувствовал. Это гольные инстинкты, желание переломать каждую кость в теле сученыша. Слепо, яро, до кровавого месива и измятого скелета. Эрику кажется, что он вполне способен

сломать хребет ублюдку голыми руками.

— У нас мало времени, так что выбор у меня небогатый. Я убью тебя, тварь. Но для начала отрежу твой маленький стручок. Девка из-за тебя пострадала, — он отпускает челюсть Уилла, и та безвольно повисает, словно кости плавают в крови и мясе. Что ж, действительно сломал. — Прощаешься? — удар у него четкий и меткий. Уилл мычит, не способный издавать любой другой звук. Его мычание похоже на стон, хотя, наверное, должен быть крик. Джинсовая материя в паховой области тут же становится мокрой и липкой от крови. Сученыш визжит. Эрику на мгновение кажется, что он слышит сзади себя шипящий вскрик. Девчонка. Дура. — Нравится? — интересуется он у парня, тот снова лишь мычит. – Что, что? Не слышу, — и вращает рукоять ножа. Уилл пытается дернуться, но Эрик держит его крепко. Вытаскивает он нож с хлюпающим звуком. — Кажется, ты обоссался, — и дергает юношу за голову. Тот уже давно ведет себя как безвольная кукла, то ли от болевого шока, то ли от неспособности нормально двигаться, то ли от еще черт знает чего. — Смотри на нее, — Эрик оттягивает голову Уилла, приставляя к его горлу нож, весь измазанный в крови. — По твоей указке ее изнасиловали. А сейчас ты ее чуть не убил. Нож у твоего горла из-за нее, и из-за нее ты захлебнешься собственной кровью, — Эрик надавливает на натянутую кожу, готовый лишить Уилла жизни.

— Не надо, — хрипло, глухо, но мужчина слышит. Поднимает глаза на девушку.

— Ты ебанулась? Он чуть не убил тебя!

Кристина лишь мотает головой.

— Не за него прошу, — выдает она слабо, не в силах нормально говорить. — За тебя. Не будь монстром. Ты уже изувечил его.

Эрик теряет дар речи. Тупо смотрит на девушку несколько секунд и не может понять. Ее слова для него дики и несуразны, почти абсурдны.

— Пожалуйста, — просит она и смотрит прямо на его лицо. Девчонка снова выглядит разбитой. Ее шея красная, уже отчетливо проступают синие следы чужих пальцев. У нее трясутся руки. Он видит это даже отсюда. — Пожалуйста, — слабо повторяет она и заходится очередным приступом кашля.

Эрик молчит. Его фаланги скользят по ручке ножа, испачканные в чужой вязкой крови.

— Тебе повезло, — шипит он Уиллу на ухо и бросает мальчишку на пол. Тот бьется головой, падая, словно мешок с костями, кровью и внутренними органами.

Эрик вытирает острую сталь о собственную штанину и делает шаг к Кристине, еще не совсем понимая, что он будет делать с девчонкой. Ей нужна помощь, это точно. А он, видимо, гребаная мать Тереза. Спасать ее шкуру уже входит в привычку. И самое дикое в этом то, что его это ни капли не настораживает.

— Сзади, — хрипит Кристина, и Эрик моментом оборачивается, чтобы получить удар по лицу.

У него смещается нос. Мать вашу, какого хера этот ублюдок еще может стоять? Эрик сплевывает кровь, замечая в мелькнувшей руке Уилла осколок камня. Острый. Таким и убить можно. Чтобы он еще раз кого-то оставил живым. Мразям — могила. И только так. Дура с херовыми чувствами виновата. Уилл наносит еще один удар, Эрик уворачивается. Он бьет по ребрам согнутым локтем. Изо рта юноши капает кровь. Эрик скалится. Уилл отступает шаг за шагом, царапаясь словно котенок. Слабый, никчемный, но все еще готовый драться. Это могло бы восхищать, если бы Эрику не хотелось так удавить эту паскуду. Все просто. За Кристину. Можно повторить это херову тучу раз. За Кристину. За Кристину. За Кристину. Вот такая вот правда.