Юбер аллес (бета-версия)
Шрифт:
– В чём же?
– поинтересовался Власов.
– Не знаю, - ответила Марта.
– Но вы же не можете быть правы, ведь вы самый настоящий нацист. Как папа. Только вы умнее. А я не знаю, как вам возразить на ваши рассуждения. И эти... наши: они тоже не сообразили, как вам ответить. Но если кто-то не может ответить, это же ещё не значит, что он неправ? Какой-нибудь, к примеру... Аристотель, - неуверенно сказала девушка, - считал, что Солнце вращается вокруг Земли. И если бы я с ним спорила, он бы, наверное, тоже разбил бы мои аргументы, потому что я плохо помню астрономию, а он очень умный. Но ведь Земля-то всё равно вращается вокруг Солнца,
– Понимаю, - сказал Власов.
– Вы хотите сказать, что неумный человек может защищать истину, в то время как умный - проповедовать изощрённую ложь. Такое бывает. Но человеческая способность лгать ограничена. Демагоги обычно используют разного рода заумные рассуждения или апеллируют к сомнительным ценностям. Я же говорил самые обычные вещи, не выходящие за пределы здравого смысла.
– Ну... не знаю, - девушка смутилась ещё сильнее, - насчёт обычных вещей. Я такого никогда не слышала.
– Даже в школе?
– поинтересовался Фридрих.
– Или от родителей?
Марта сморщила носик.
– Роди-ители... Из-за них у меня всё и началось. У меня папа военный. Настоящий национал-социалист, - она чуть придвинулась к Власову, так что стал виден пар, выходящий изо рта.
– И мама такая же. Они меня замучили своим воспитанием. Слова в простоте не скажут, сплошные пафосные лозунги. Партия, долг, великие идеалы, подвиг ветеранов, которого я должна быть достойна... Того нельзя, этого нельзя, ничего нельзя. Жить нельзя! Я от этого воспитания из дому сбежала, - призналась она.
– Ну и... и... и вот.
Власов немного помолчал, собираясь с мыслями.
– Каждый человек, - медленно произнёс он, - и уж тем более ариец, имеет право на самостоятельную жизнь. Я сам покинул родительский кров довольно рано. И не услышал ни одного упрёка в свой адрес, - Фридрих, как всегда, не стал вдаваться в детали.
– И если ваши родители и в самом деле настоящие национал-социалисты...
Девушка внезапно всхлипнула.
– Вот именно!
– шмыгая носом, сказала она.
– Папа даже не интересуется, где я и что со мной. Ему на меня наплевать! И мама тоже... ну, почти. А я ведь их люблю. Мне просто хочется, чтобы они со мной считались... Я лишнее говорю, наверное. Я просто хотела сказать, что вы очень хорошо выступили. Хотя я с вами несогласна. Извините, я лучше пойду. Мне кажется, ваша дама настроена против моего общества, - не дожидаясь ответа Марта развернулась на каблуках и пошла вверх по улице.
Фридрих перевёл взгляд на фрау Галле и невольно поднял бровь от удивления: лицо журналистки было искажено злобой.
– Наглая девка, - прошипела та, поймав взгляд Власова.
– Как она посмела приставать к незнакомому мужчине! О чём это вы там ворковали?
– Ворковали?
– слегка опешил Фридрих.
– Вы хотя бы поняли, о чём шла речь?
– Я же слышала, каким тоном говорила эта... эта маленькая дрянь!
– выпрямилась фрау. Власов механически отметил про себя, что соприкосновение с крылом автомобиля не прошло для её одежды бесследно.
– Вы говорили с ней на русском, чтобы я не понимала, ведь так? Но я женщина, и в таких ситуациях мне не нужен переводчик! Вам нравятся молодые девки, которые напрашиваются на знакомство?
За это время Власов успел собраться с мыслями.
– Девушка хотела поговорить о гносеологических аспектах нашего спора, - снисходительно пояснил он.
– Она предложила любопытный аргумент...
– Очень подходящее место и время для философских
– нелогично заявила Галле.
– И эти слёзы! Наверное, они были по поводу теории познания?
– Нет. У девушки конфликт с родителями на идейной почве, - вздохнул Фридрих.
– На мой взгляд, вздорный.
– Ну да, ну да, - в литературном дойче Франциски неожиданно прорезался какой-то хамоватый говорок, - знамо дело, идейные конфликты, перси-шмерси. Девка-то домашняя, холёная. Побежала за смазливым парнем, который папе с мамой не показался. Парень её поимел да бросил, окружение евойное надоело, к папе с мамой с поджатым хвостом не хочется. Теперь ей нужен солидный мужчина. Которого не стыдно родителям показать. Да такого отхватить, чтобы родня язычки-то поприкусила. В поиске она, не ясно, что-ли?
"Вполне возможно", вынужден был признать Фридрих. Пошлые бабские рассуждения ревнивой журналистки - почему-то вообразившей, что у неё есть какие-то права на него, Власова, - звучали вполне убедительно.
– Sorry, - раздалось за спиной.
– Надеюсь, я не помешал вашей беседе?
– человек говорил по-английски, и голос его был Власову знаком.
– It's OK, - немедленно ответила фрау Галле, хотя обращались не к ней.
– Пожалуйста, мистер Рональдс, я рада вас видеть.
Она явно настроилась взять маленький женский реванш.
– Я вас слушаю, - без удовольствия сказал Фридрих: беседа с американским журналистом отнюдь не входила в его ближайшие планы.
Майк с истинно американской бесцеремонностью протиснулся между Власовым и Франциской (та возмущённо пискнула, но журналист предпочёл её не услышать) и заявил:
– Я хочу засвидетельствовать своё восхищение, господин... м-м-м?
– Власов, - был вынужден представиться Фридрих.
– Очень приятно, - широко, словно в рекламе зубной пасты, улыбнулся американец, и на лице его изобразилось то понимающе-сочувствующее выражение, которое всегда раздражало Фридриха: "О да, знаменитая фамилия, не так ли? Но не беспокойтесь, я не из тех кретинов, которые постоянно докучают вам вопросами о родстве. Я-то прекрасно понимаю, что вы просто однофамилец".
– Вы очень интересно говорили, - продолжал Рональдс вслух.
– К сожалению, я не всё понял: этот парень, который мне переводил, был не очень-то расторопен.
"Вот же наглец", - подумал Власов. "Ему сделали любезность, а он недоволен". Потом он вспомнил, что западные люди относятся к любой помощи как к услуге - и даже если она оказывается бесплатно, считают себя вправе предъявлять претензии к её качеству.
– Но мне было очень интересно, - продолжал тем временем журналист. Впервые в жизни я слышал настоящего национал-социалиста. Чёрт возьми, это было красиво. Хотя, конечно, вы проиграли спор.
– Вот как?
– удивился Фридрих.
– У меня сложилось другое мнение.
– Вы ошибаетесь, - самодовольно заявил Майк.
– Вам кажется, что вы победили. На самом деле вы только озлобили своих собеседников и настроили против себя. Вы посмеялись над их убеждениями и выставили их дураками. Они вам этого не простят. И, конечно, только укрепятся в своих убеждениях. Вы не умеете подслащивать свои пилюли, и пациенты их выплёвывают. Надо быть снисходительнее к человеческим слабостям.
– "Низшее начало есть во всех людях, но раб подчиняется ему, а господин властвует над ним, и с этого начинается наука господства" - процитировал Фридрих.