Юбер аллес (бета-версия)

Нестеренко Юрий Леонидович

– Все это - дела давно минувших дней, - не выдержал Эдик.
– Некорректно судить о современной западной демократии по временам Второй мировой. Мало ли что бывает на войне.

– В таком случае - где судебные процессы над военными преступниками?
– поинтересовался Фридрих.
– Хотя бы чисто символические, выносящие лишь моральный приговор? Их нет. Харрису в Лондоне недавно поставлен памятник.

– А был ли вынесен приговор военным преступникам, изгнавшим со своей земли целые народы?
– предъявил Эдик коронный аргумент либералов.
– Например,

выселившим из своих домов юде и кинувшим их в пески?

– И что в этом преступного, скажите на милость?
– спросил Власов.
– Это называется национальным самоопределением и обретением собственного государства. Множество народов стремится к этому, как к величайшему счастью. Идя на колоссальные жертвы, между прочим. Юде же это досталось даром... Кстати: я так понял, вопроса о том, почему и зачем их выселяли, у вас не возникает?

– Это вы про что?
– толстуха в розовой кофте сложила губки гусиным клювиком.

– Значит, понимаете, - усмехнулся Власов.

– Вы что, нацистской пропаганде верите?
– толстуха, не стесняясь, покрутила пальцем у виска.
– Они же всё врут! Нацикам всё время нужно кого-нибудь убивать, вот они и убивали юде!

– Нацистам просто нужна была жертва, на которую можно натравить народ и отвлечь его от борьбы за свободу, - расшифровал плешивый.
– А юде преследовали всегда и везде, так что они оказались удобной жертвой...

– Если кого-то преследуют всегда и везде, то, может быть, виноват в этом он сам, а не преследователи?
– поинтересовался Власов.

– Всё понятно!
– провозгласила толстуха.
– Вы антисемит!

– Вы сочувствуете Визенталю?
– Фридрих произнёс это таким тоном, что женщина невольно втянула голову в плечи.
– Я спрашиваю потому, что это бессмысленное слово сейчас используют только визенталевцы и им сочувствующие. Бессмысленное хотя бы потому, что не все семиты - юде, и не все юде - семиты. Как показали расологические исследования, юде представляют собой смесь различных расовых типов...

– Какая разница, как называть юдофобию?
– перебил Эдик, которому явно не хотелось вдаваться в эту тему.
– Слова - это условность.

– Тогда давайте называть демократию дерьмокрадией, - предложил Власов.
– Это же условность?

Переводчик Рональдса запнулся, не зная как перевести каламбур.

– Ну хорошо, хорошо, если вам так нравится, пусть будет юдофобия, - Эдик обвёл глазами аудиторию, ища поддержки.
– Но неужели вы, современный грамотный человек, и в самом деле считаете юде исчадиями ада?

– Нет, - спокойно сказал Власов, - Я считаю юде талантливым и интересным народом. Хотя, может быть, и не настолько талантливым и интересным, как думают сами юде. И болезненная юдофобия мне не нравится так же, как и всё болезненное вообще. Однако, разумная осторожность...

– Любая фобия - болезнь мозга!
– всё не унималась розовокофточная. Эдик бросил на неё досадливый взгляд, в котором читалось сакраментальное "как бы заткнуть эту дуру".

– Не обязательно, - заметил Власов.
–

Фобия - это страх. Когда страх необоснован, это действительно тревожный симптом. Но есть вещи, которых и в самом деле следует опасаться. Не ненавидеть, не страшиться, а именно опасаться. Вы хотели бы встретиться на улице с голодным львом?
– спросил он плешивого.

– Это вы про юде?
– ответил тот вопросом на вопрос.

– Нет, это я про льва. Так да или нет?

– Допустим, не хотел бы. Ну и что?
– с вызовом произнес Эдик.

– При этом о вас нельзя же сказать, что вы ненавидите львов? Скорее всего, вам нравится этот красивый и сильный зверь. Если вас сравнят со львом, вам будет приятно. Если вам скажут, что популяция львов в Африке гибнет, вы, может быть, пожертвуете небольшую сумму денег на её сохранение. И, конечно, с удовольствием сводите своих детей в зоопарк, чтобы они посмотрели на льва... Итак, вы не испытываете ни малейшей ненависти ко львам. Более того, львы вам симпатичны. Вы только не хотите встречаться с львом на улице. И если лев сбежит из зоопарка, а полицейский его застрелит, вы будете благодарны этому полицейскому, не так ли?

– Лев - это опасный хищник, - вмешалась женщина с горящими глазами, - получается, вы навязываете нам сравнение юде с хищниками...

– О нет, я не сравнивал бы юде со львами, - усмехнулся Власов.
– Я просто хотел показать вам разницу между ненавистью и разумной осторожностью. Можно опасаться кого-то или чего-то, не испытывая к нему никакой ненависти, даже симпатизируя ему. Фанатичный ненавистник львов поехал бы в Африку их истреблять, даже рискуя жизнью. А человек разумный не хочет рисковать жизнью ради уничтожения львов и вообще не желает им гибели. Он просто не хочет видеть львов на той улице, по которой он ходит. Пусть львы живут у себя в Африке. Вот и всё.

– И пусть юде живут в палестинских песках, - саркастически заключил Эдик.
– Хорош вывод!

– А чем он вам не нравится?
– парировал Фридрих.

– Да тем, что вы не доказали, будто юде чем-то опасны, - нашёлся собеседник.

– За меня это доказала история, - пожал плечами Власов.
– Вы сами сказали: везде, где жили юде, возникала юдофобия.

– Все дело в элементарной зависти!
– воскликнул Юрий.
– Вам что, неизвестно, что двоечники всегда ненавидят отличников? Ни один умный человек в истории не разделял этих идиотских предрассудков насчёт юде!

– Вынужден вас разочаровать, - вздохнул Власов.
– Скорее уж, трудно найти умного человека, который бы в известной степени их не разделял. Кикеро, Сенека, Такит, Юстиниан, Эразм, Лютер, Бруно, Вольтер, Наполеон, Франклин, Вошингтон, Черчилль - этого вам достаточно? Я намеренно не называю русских и дойчских имён. В традиционной Германии, кстати говоря, юдофобия была распространена меньше, чем в других странах.

– Кто это вам сказал такую глупость?
– не удержался Игорь.

– Иначе юде не жили бы в Германии столь долго и в таком количестве, - пожал плечами Власов.