Юбер аллес (бета-версия)
Шрифт:
Власов посмотрел на профессора с профессиональным интересом: из газет - что берлинских, что московских, что американских - вычитать это было нельзя. Все стороны обходили намечающийся американо-канадский конфликт молчанием, хотя и по разным причинам: американцы надеялись втихую дожать соседей, недовольных последним торговым соглашением, а райхсполитики боялись спугнуть удачу.
Профессор понимающе улыбнулся.
– Геологи всегда всё знают... такая уж у нас наука... некоторым образом, политическая... Без нас в этом мире ничего не делается, - он улыбнулся, показав ровный ряд платиновых коронок.
– Ну вот как-то так... Так вы присаживайтесь, присаживайтесь. Я постою... привык всё больше на ногах стоять...
Фридрих с крайним сомнением посмотрел на единственный стул,
– Итак, давайте, некоторым образом, приступим, - господин Порциг, наконец, решил первым перейти к делу.
– Мне звонила одна почтенная особа, знакомство с коей я, не буду скрывать, почитаю за честь... и просили посодействовать вам в одном важном вопросе. Я, некоторым образом, представляю себе, кого вы здесь представляете, - профессор коротко улыбнулся невольному каламбуру, - так что мы можем обойтись без лишних экивоков. Что понадобилось от меня вашему Управлению?
Так, понял Фридрих. Надежда на легкий путь не оправдалась: Порциг явно не собирался раскрывать тему первым и ждал наводящих вопросов. Ну что ж... это утро Власов провел недаром, копаясь в досье геолога и материалах о его экспедиции (материалах, и тридцать пять лет спустя упрятанных под гриф "Для служебного пользования"). Во всяком случае, он на это надеялся.
– Профессор, мы очень рассчитываем на вашу помощь, - обтекаемо начал Фридрих, старался выбирать слова: в досье Вальтера Порцига было прямо указано, что старик, несмотря на своё дружелюбие, подозрителен, особенно по отношению к незнакомцам. Желательно было его не задевать, на общие темы не спорить, и побольше напирать на прошлые заслуги. А сделать это, учитывая грядушую тему разговора, было непросто, так что приходилось подливать сиропа заранее.
– Вы - самый знаменитый геолог Райха...
– Ну, какой я геолог... я же говорю... да и не самый знаменитый, положим...
– перебил профессор, безуспешно стараясь скрыть проскальзывающее в голосе самодовольные нотки, - хотя приятно, что мои скромные достижения ещё кто-то помнит... даже сейчас...
Власов усмехнулся: профессор прекрасно понимал, что его скромные достижения будут помнить долго.
К середине пятидесятых Райх создал собственное ядерное оружие - сначала атомную, а впоследствии и водородную бомбу. Что касается средств доставки, то у Германии они были на порядок лучше американских. Фон-брауновские "Фау-10" и "Фау-14" поражали учебные цели в Тихом океане, пока американские ракеты аналогичных классов взрывались на полигонах. Реактивная же авиация Империи достигла высот, до которых янки впоследствии тянулись ещё лет десять, не говоря уже о космосе: старт "Норда" в пятьдесят третьем произвёл на Америку сильнейшее впечатление... Всё это, в конечном итоге, заставило западный блок пойти на подписание Хельсинских соглашений по крупномасштабному сокращению вооружений. Имперская пропаганда пышно именовала это событие "Второй Победой".
Однако в народной памяти та эпоха осталась под совершенно негероическим названием - Margarinejahrzehnt, "маргариновое десятилетие". В ту пору германскому народу (а ещё больше - всем остальным народам, входящим в Райхсраум) пришлось невесело: натуральные продукты, не входящие в минимальный набор (прежде всего кофе, сливочное масло, и настоящий сахар, не сахарин) распределялись в основном по карточкам. Карточки получали больные в госпиталях, военные из стратегических
Это было скверное время. Воспоминаний из собственного раннего детства у Фридриха почти не сохранилось, но он помнил рассказы старых лётчиков про крохотные кусочки масла в серой бумаге и твёрдые, как камень, куски жёлтого украинского сахара. Попытки продажи лётного пайка на чёрном рынке беспощадно карались. Как правило, виновных отправляли служить в такие места, где о масле и сахаре никто и не вспоминал.
Сырьевая блокада, объявленная в пятьдесят пятом, была последней отчаянной попыткой западного блока сохранить превосходство в области вооружений. Американцам тогда показалось, что они нащупали ахиллесову пяту империи - недостаток редких минеральных ресурсов. Особенно опасным оказалось истощение руд так называемых "металлов войны" - никеля, кобальта, ванадия, и некоторых других, жизненно необходимых для высокой металлургии, основы германской военной промышленности. Американский блок тогда сумел - один-единственный раз за всю послевоенную историю - добиться полного запрета на поставки War Metals Райху, и наладить эффективный контроль за всеми экспортёрами таковых, включая нейтральные страны. Это стоило Америке и её союзникам огромных каждодневных потерь и убытков, но они были готовы платить. Райх, разумеется, закупал кое-что на чёрном рынке, через посредников, но цена на WM росла и росла.
Поисковые геологические партии прошли по всему Райхсрауму. Выяснилось, что природа обделила доставшиеся Германии земли: рудники Фатерлянда были опустошены полностью, на остальных территориях дело обстояло немногим лучше. Оставалась ещё слабенькая надежда на неизведанные российские просторы - однако, геологическое строение таковых было известно крайне приблизительно, в особенности земли восточнее Урала: климат там был жуткий, население состояло в основном из бывших заключённых, по редким деревням прятались остатки красных банд, а местная власть мало что контролировала. Поэтому, когда Вальтер Порциг - молодой фольксдойче из петербургской семьи, доцент Санкт-Петербургского университета по кафедре геологии - взялся за организацию "никелевой экспедиции" на Восток, эта инициатива не вызывала никакого интереса. Порциг, однако, каким-то чудом заручился поддержкой на самом верху, получил карт-бланш и им воспользовался.
Разумеется, всё делалось в спешке, к тому же мало кто - кроме самого Порцига - верил в успех. Экспедиция была скверно подготовлена и практически безоружна. Удивляться приходилось тому, что четверо всё-таки вернулись назад - с добычей. Где-то там, далеко, на российском Северо-Востоке, удалось найти никелин. Как только этот факт стал известен - а партийное руководство Райха немедленно опубликовало все данные, кроме точного расположения месторождения, - никелевая блокада с треском лопнула.
В начале следующего года закулисные переговоры увенчались подписанием Хельсинских соглашений, а незадолго до этого, на Рождество, отменили карточки. Тогда-то профессор и удостоился главной награды в своей жизни: личного приглашения от Райхспрезидента на знаменитый ужин в "Медведе" и пятисекундного прикосновения вечности, взглянувшей на него сквозь объектив камеры Фрау.
Впоследствии вышел фернсериал по мотивам легендарной экспедиции. Вопреки здравому смыслу, Порцига там играл высокий блондин с героическим, но незапоминающимся лицом. Занимался он в основном тем, что, красиво опираясь на геологический молоток, клеился к платиновой блондинке с голубыми глазами, в конце фильма умирающей от партизанской пули. Всё это дерьмо не стоило пяти секунд рифеншталевского документального шедевра: в кадр попал типичный дойческий профессор, изучающий большой бутерброд с таким видом, как будто это редкий образец экзотического минерала...