Юбер аллес (бета-версия)
Шрифт:
Тем не менее, "Динамо" он каким-то образом проскочил - так что пришлось ехать дальше. Лемке осторожно посоветовал не останавливаться у "Аэропорта", а ехать прямо к "Площади Гёте", где, по его словам, было "почище". Фридрих не стал уточнять, что именно Лемке имел в виду, но совет принял.
Припарковаться удалось не сразу. В конце концов Власов загнал машину между невесть как попавшей в эти края "Тойотой" и новеньким "Фольксвагеном". Выбираясь, Лемке задел рукавом грязный бок "Тойоты" и негромко выругался.
Площадь
Через пять минут Фридрих убедился, что толчея вокруг здания станции и в самом деле представляет собой именно базар. Продавцы что-то орали из-под тентов, пытаясь привлечь внимание к своему товару - как правило, какой-нибудь ерунде. Один раз Фридриха попытались схватить за рукав. Он, не оборачиваясь, ударил по цеплючей руке - в ответ из-за спины злобно свистнуло "Schwuler".
Внизу было грязно и очень многолюдно. Фридриха толкнули раз, другой, третий. Толпа вихрилась возле касс и около настенных железных ящиков для продажи входных жетонов. Власов нагнал Лемке как раз около такого ящика, на котором горела цифра "1". Тот сосредоточенно гонял по ладони мелкие русские деньги.
Фридрих полез за кошельком, но тут его снова толкнули, на этот раз сильно. Одновременно кто-то попытался прижался к спине. Власов хорошо знал этот приём карманников, и тут же, не глядя, ударил локтем, одновременно разворачиваясь. Разумеется, он не увидел ничего, кроме всё той же толпы.
Его внимание привлекла странная сцена. Насупленный мужчина в грязной некрасивой одежде - Власов извлёк из памяти слово "телогрейка" - с рюкзаком за плечами ломился по лестнице вниз, поперёк восходящего людского потока. Люди, ругаясь, сносили его обратно, но он упорно продвигался, не обращая внимания на то, что совсем рядом находился законный спуск. В рюкзаке что-то стеклянно звенело.
– Русский характер, - прокомментировал происходящее Лемке.
– Н-да. Героическое преодоление препятствий, которые проще обойти, - процедил Власов, извлекая кошелёк.
– Да какое там! Этот тип хочет прорваться в подземку через выход. Чтобы не платить.
– Не платить пять копеек? У него нет пяти копеек?
– не поверил Фридрих.
– Есть, конечно. Не платить законную цену за законные услуги - это и есть русский харак...
– он не договорил: к ящику притиснулся здоровенный бугай разбойного вида, и, отпихнув тщедушного Лемке, бросил в щель автомата какую-то железку, отдалённо напоминающую монету. Автомат обиженно заурчал и выплюнул дрянь в лоток. Тогда бугай с досады стукнул по ящику кулаком. Железный ящик глухо звякнул, но и только. Бугай злобно зашипел, как кот, подул на
– Скоты, - выругался по-русски оперативник.
Власов, наконец, нашёл пятикопеечную монету, бросил её в щель и через секунду получил круглый пластмассовый жетон. Лемке проделал то же.
Они нырнули в длинный коридор, по которому тёк человеческий поток. Стены его были заклеены почти под самый верх рекламными плакатами, местами полусодранными или поцарапанными. Кое-где были намалёваны надписи, в основном замазанные краской. В тех местах, где бумажная каша была содрана до основы, проступал старый, исцарапанный, но породистый мрамор с остатками полировки.
Вдоль всего коридора стояли маленькие киоски, раскладные прилавки, столики и прочие торговые приспособления, лепящиеся к стенам, как пчелиные соты. Торговали чем попало: прилавки с журналами перемежались с расстеленными на полу газетами, на которых были разложены какие-то гайки или болты, в одном месте девушка продавала кактусы в маленьких пластмассовых горшочках.
Лемке потянул его за рукав, показывая на безногого в островерхой шапке. Он сидел на низенькой деревянной тележке и ловко загребал костылями, лавируя среди толпы. К коляске были привязаны три воздушных шарика, подёргивающиеся на ниточках.
Фридрих в недоумении посмотрел на расторопного калеку.
– Что это? Почему он не пользуется коляской? Или у него нет коляски? Куда смотрят социальные работники?
– Всё нормально, - Лемке ухмыльнулся.
– Это попрошайка. Если бы он был в коляске, ему меньше подавали.
– Я думал, попрошайничество в России запрещено, - скривил губы Власов.
– Запрещено, конечно. Формально он мелкий торговец. Видите шарики? Это как бы товар. В случае неприятностей с полицией он их предъявит. А может, у него и другие товары есть, поинтереснее. Порнография, например.
У входных турникетов им опять пришлось ждать: половина вертушек не работала, к остальным стояли длинные хвосты. Прошло минуты три, прежде чем машина, проглотив жетон, освободила вертушку и Фридрих, наконец, прошёл внутрь, к спуску на посадочную платформу.
На спуске снова возникла толчея. Причиной тому была лужа, от которой разило дешёвым пивом. В середине валялись осколки бутылки. Все старались обойти лужу, видимо, не надеясь, что её когда-нибудь уберут.
Какая-то неопрятная женщина преклонных лет с ручной тележкой попёрлась прямо по луже, давя ногами хрустящие осколки стекла. За тележкой потянулся мокрый след. Люди неохотно расступались, давая дорогу напористой старухе.
Вниз вела широкая лестница. На ступеньках торговали. Правда, то была уже совсем мелочная торговля. Две тётки с раскрытыми колёсными сумками лихо распродавали сомнительного вида консервные банки без этикеток.
Как ни странно, посадочная платформа производила не столь уж неприятное впечатление, по крайней мере с архитектурной точки зрения. Гнутые колонны, расширяющиеся кверху, можно было даже назвать изящными. На некоторых даже сохранились следы мраморной облицовки, а белёные верха были относительно чистыми. Правда, вид сильно портили рекламные щиты, привешенные к потолку на тонких тросиках и раскачивающиеся в потоках воздуха.