Юдифь
Шрифт:
Ведь смерть и рождение столь гармонично дополняют друг друга! Кажется, будто священнослужители в Храме ведут учет посмертного пепла, и, подобно тому, как мы переворачиваем песочные часы, последняя песчинка вдруг становится первой, а каждый конец переходит в начало.
Движение толпы на городской площади доставляло мне истинное удовольствие.
Я любила наблюдать, как события у Храма и происходящее на рыночной площади дополняют друг друга, подобно лицу и изнанке. Приятно было сознавать, что все земное, человеческое, повседневное, возникающее в водовороте рынка, получает свое отражение
Мой город ставили в пример другим городам, и в детстве мне казалось, что порядок и справедливость в нем находятся в полном соответствии со Священным Писанием.
Я полагала, что должна благодарить Бога за то, что он сотворил меня в таком месте, где богобоязненные люди почитают Закон и порядок, понимая, что нет большего счастья, чем жизнь, устроенная честь по чести и с уважением к опыту прошлого.
Глава четвертая
Мне было тринадцать лет, когда мой брат Вениамин подружился с юношей по имени Элиав.
Вениамин часто бывал в доме Элиава, богатом и знатном, но чаще Элиав заходил к нам, чтобы договориться с братом об охоте или других забавах, приличествующих молодым людям их возраста.
Никто не догадывался, что не только дружба с моим братом была поводом для частых визитов Элиава в наш дом. Никто, кроме меня.
Когда наши глаза впервые встретились, случилось нечто вроде звонкого удара двух мечей друг о друга.
Незнакомый мне дотоле огонь опалил мое тело, и я поняла, что этот юноша способен разжечь пламя в моем сердце одним только взглядом или самой простой, вполголоса сказанной фразой.
Это была любовь.
Никому я не обмолвилась ни словом о том, что происходило в моем сердце.
Я поймала себя на том, что, подобно терпящему кораблекрушение, который ищет спасения в бурных морских волнах, с нетерпением ожидаю прихода Элиава, зная, что только его присутствие может принести мне блаженство.
Наша юношеская влюбленность росла день ото дня, а, между тем, ни он, ни я не обмолвились о ней ни единым словом.
Однако наши взгляды становились все красноречивее и нежнее, и мы глазами благословляли друг друга. Наши души словно переселились в зрачки.
Однажды Элиав пришел к моему брату в парадном платье. На лице его застыло выражение напряженного ожидания.
Он попросил моего отца Мерарию уделить ему время для беседы. Отец тут же принял его в самом просторном покое нашего дома, где принимали самых достойных мужей нашего города.
Вскоре после этого Элиав покинул наш дом торопливым шагом, опустив голову и не поднимая взгляда.
От брата я узнала, что Элиав просил у отца моей руки, описав ему всю силу любви и уважения, которые он испытывал ко мне.
На что отец ему ответил:
— О юноша, если бы ты пришел с той же просьбой три дня тому назад, ты получил бы благоприятный ответ, ибо я не нахожу изъяна ни в тебе, ни в твоем семействе. Ваша безукоризненная
На эти слова моего отца Элиаву ответить было нечего. Их беседа была закончена, и он лишь пообещал передать от него привет своему отцу, как водится между уважающими друг друга людьми.
Брат передал мне роковые слова моего отца, которые отозвались в моей душе горьким эхом двойной беды.
Первая беда заключалась в том, что достойнейший и любимый мною юноша Элиав никогда не станет моим, и я тоже не смогу ему принадлежать.
Вторая беда заключалась в том, что я стану женой Манассии, которого я несколько раз встречала на площади перед Храмом. Мне в нем было отвратительно: нескладная фигура, одутловатое лицо и холодный надменный взгляд.
Я вспомнила его хриплый голос, в нем всегда звучало высокомерие: он и его семья располагали большим состоянием, которое ему удалось за последние десять лет удвоить успешными торговыми сделками, что вызывало в городе зависть одних и восхищение других.
Манассия был единственным сыном своего отца, и все считали его лучшим женихом Ветилуи.
Все, кроме меня.
О Иегова, прости, что я говорю без прикрас о своем покойном муже и об отчаянии, охватившем меня при мысли, что мне придется стать его супругой.
Прости мне, ибо заповедь Твоя — хранить верность истине — ведет мою руку и не дает мне приукрашивать то, что было.
Хотя я знаю, что все произошло так, как должно было случиться, я не могу в своих воспоминаниях не запнуться при мысли «что было бы, если бы…», как повернулась бы моя судьба, если бы Элиав пришел к моему отцу всего лишь тремя днями раньше, и…
Но вернемся к моему рассказу о том, что было на самом деле, а не о том, что могло быть. Вернемся к тому роковому дню, когда я узнала из уст моего брата, что меня ожидает. Ничего подобного даже в страшном сне не пожелала бы я и злейшему врагу своему.
Заметив выражение печали, тревоги и разочарования на моем лице, Вениамин тихо спросил меня:
— Что ты ответишь нашему отцу, когда он сообщит тебе, что твоим мужем станет Манассия, а не Элиав?
— Что я могу ответить ему, брат мой? Сколько я себя помню, он учит меня уважать Закон и родителей, а Закон говорит недвусмысленно: «Чти отца своего и матерь свою, чтобы Иегова, Бог твой, даровал тебе долгую жизнь на земле».
На следующий день, после утренней молитвы, отец объявил свое решение о том, кто будет моим мужем, и благословил меня, не сомневаясь в моем согласии.