Юг! История последней экспедиции Шеклтона 1914-1917 годов
Шрифт:
В мае месяце произошли несколько значимых событий. Хёрли, наш умелец, запустил небольшую электрическую установку (видимо динамо-машину) и разместил лампы для периодического использования в обсерватории, метеостанции и других разных местах. Мы не могли позволить себе использовать электрические лампы постоянно. Хёрли также оборудовал два мощных светильника на мачтах, освещавших корабль от борта до борта. Эти лампы прекрасно освещали «доглу» («dogloo», аналогия с «igloo» — собачьи иглу) тёмными зимними днями и приобретали неоценимое значение на случай разрушения льдины во тьме полярной ночи. Представьте только себе, что значит держать пятьдесят собак за бортом без света в то время как льдину под тобой ломает и крушит. 24 мая Импайр Дей (День Империи, брит. нац. праздник в честь дня рождения Королевы Виктории, праздновался до 1958 г., сейчас День Содружества) был отпразднован пением патриотических песен в «Ритце», где все объединились в пожелании скорейшей победы британского оружия. Мы не могли знать, что война продолжается, но надеялись, что немцы
«Кристально ясная погода и яркий лунный свет. Лунные лучи столь сильны, что делают полночь такой же светлой, как обычный хмурый полдень в умеренном климате. Невероятной чистотой атмосферы, вероятно, объясняются наши восемь часов сумерек, с красивым мягким золотистым свечением на севере. На реях небольшой слой инея и наледи. Температура -20°F (-29 °C). Видны несколько клочьев перистых облаков и в одном или двух направлениях скопления морозного тумана, хотя трещины и каналы возле корабля выглядят замёрзшими.»
Крин начал постепенно выводить щенков на пробежки, было очень забавным наблюдать за их неуклюжими телодвижениями, сосредоточенными на том, чтобы не отстать от саней, на которые они иногда бросали вопрошающие взгляды в надежде быть взятыми на них. Помимо папы Крина, щенков взял под опеку Амундсен. Измывались они над ним нещадно. Стало привычным зрелищем видеть его, самую большую собаку стаи, сидящим снаружи на холодном воздухе, по-отечески уступая место пухлому щенку, занимающему вход в его «доглу». Этим самозванцем был, как правило, щенок Нельсон, чьи передние лапы и морда выглядывали из ледяной конуры, и уж совершенно точно можно было быть уверенным в том, что за ним, удобно свернувшись калачиком, расположились Нелли, Роджер и Тоби. В хуш-тайм (здесь — время кормёжки собак, сам термин hoose использовался только в ранних антарктических экспедициях для обозначения блюда, приготовленного из мяса или пеммикана, сейчас не используется, по тексту встречается часто) Крину приходилось сторожить еду Амундсена, так как в противном случае щенки могли смолотить его порцию, пока тот держался в стороне, предоставляя им время поесть. Иногда, конечно, щенят посещали приступы совести, и они тащили к конуре Амундсена то тюленью голову, то половину пингвина, то большой кусок замороженного мяса или ворвани. Было очень интересно наблюдать, как здоровенная собака играет с ними, злобно хватает их за шкирки, хотя на самом деле довольно мягко, учит их, как вести себя в мире и секретам собачьей жизни.
Дрейф «Эндьюранс» в объятиях льда продолжался в течение июня без особо заметных событий. Сжатие иногда ощущалось, но в непосредственной близости от корабля лёд оставался непоколебим. Света практически не было, за исключением периода, когда дружественная луна находилась над горизонтом. О солнце нам напоминали лишь слабые сумерки около полудня, которые хоть как то помогали нам в важной работе по тренировке собак. В те дни уход за собачьими упряжками был нашей самой ответственной и тяжёлой работой. Движение льда не зависело от нас, не было абсолютно ничего для борьбы возможными проблемами в будущем, хотя и трудно было избежать понятного беспокойства на этот счёт. Поэтому тренировка и обучение собак казались совершенно необходимыми, независимо от состояния наших припасов, и упряжки выводились их каюрами всякий раз, когда позволяла погода. Как и следовало ожидать, началось соперничество. 15-го числа были устроены большие гонки — «Антарктик Дерби». Это стало знатным событием. Ставки были велики, каждому на борту предстояло выиграть или проиграть по итогам соревнования. Ставили деньги, но были и те, кто ставил пайки шоколада и сигарет. Трасса состязаний пролегала от «Хайберского перевала» на восточной оконечности старого замёрзшего канала впереди корабля до утлегаря, расстояние около 700 ярдов. Пять упряжек вышли на старт в тусклых полуденных сумерках при нулевой температуре и слабо мерцающей на юге авроре. Старт должен был быть дан сигнальной ракетой с метеостанции. Я был назначен «стрелком», Уорсли судьёй, а Джеймс засекающим время. Боцман в соломенной шляпе, напяленной поверх его обычной антарктической одежды, стоял на ящике рядом с финишной чертой и помогал нескольким тёмным типам принимать ставки, которые отображались на доске, висевшей у него на шее — 6 к 4 на Уайлда, «эвены» на Крина, 2 к 1 против Хёрли, 6 к 1 против Маклина, и 8 к 1 против Маклроя. Полотна носовых платков развевались на импровизированном пьедестале, а щенки, которые прежде никогда не видели такого странного ажиотажа, сидели вокруг и выли от восторга. Зрители не могли из-за тусклого света наблюдать за гонкой, но они слышали крики каюров по мере приближения упряжек и приветствовали победу своих любимцев приветственным рёвом, звуки которого больше напоминали рёв тюленей или пингвинов из нашего района. Время Уайлда составило 2 минуты 16 секунд, или скорость 10 1/2 миль в час.
22-го (июня) мы отпраздновали День Середины Зимы. В этот день сумерки продолжались около шести часов, в полдень хороший свет давала луна и аврора в клочьях красивых розовых облаков на горизонте. Звукозондирование показало 262 сажени глубины и грязь в заборе. Земли с топ-мачты было не видно, хотя наш обзор на запад расширился до полного. В этот праздничный день выполнялись только самые необходимые работы и после великолепного ужина, приготовленного коком,
Ещё одна гонка состоялась через несколько дней после «Дерби». Две команды, управляемые Хёрли и Уайлдом, сошлись в гонке с Хайберского перевала. Команда Уайлда, тянувшая 910 фунтов веса, или по 130 фунтов на собаку, покрыла 700 ярдов за 2 минуты 9 секунд, или со скоростью 11,1 миля в час. Команда Хёрли с таким же грузом прошла за 2 минуты 16 секунд. Но в итоге победа была присуждена Хёрли, т. к. сани Уайлда оказались неудачно развесованы. Я оказался частью груза его саней, и в результате заноса в пятидесяти ярдах от финиша оказался в снегу. Надо отдать должное собакам, этот конфуз, вызвавший дисквалификацию, не дал какого-либо преимущества во времени.
Приближение возвращения солнца обозначилось прекрасным свечением на горизонте в первые дни июля. 10-го сумерки продолжались девять часов, из которых семь небо над северным горизонтом было окрашено в золотые тона. Во всех направлениях в пределах 300 ярдов от корабля появились многочисленные разломы и каналы. Тонкие дрожащие чёрные линии, вероятно далёкие каналы, отражались в небе на северном горизонте. Время от времени до нашего слуха доносились звуки умеренного сжатия, но пока они не угрожали кораблю. В полночь на 11-е июля в канале впереди «Эндьюранс» пробежала трещина, и к 2 часам ночи она была более 200 ярдов шириной, местами с участками открытой воды на юго-западе. Звуки сжатия доносились со стороны этого канала, который вскоре сомкнулся до ширины около 30 ярдов, а затем замёрз. Температура в это время была -23 градуса (-3 °C).
Наиболее ощутимая буря началась в море Уэдделла вечером 13-го, и к завтраку на следующее утро собачьи конуры с наветренной стороны, южной стороны корабля, были погребены под 5 футовым слоем снега. Я отдал приказ, чтобы никто не заходил за них. Корабль был невидим уже на расстоянии пятидесяти ярдов, а сохранить чувство направления на бушующем ветру среди удушающей снежной пыли было невозможно. О том, чтобы идти против ветра, вообще не могло быть и речи. Лицо и глаза залепляло снегом в течение пары минут, а платой за настойчивость грозили стать серьёзные обморожения. Собаки оставались в своих укрытиях большую часть времени, периодически лапами разгребая снег, чтобы держать открытыми дыры для дыхания. К вечеру ветер достиг силы 60 или 70 миль в час (~130 км/ч) и корабль содрогался под его натиском. Нам было достаточно комфортно в наших помещениях на борту, где мы оставались до утра 14-го, когда все с лопатами в руках вышли на расчистку снега с палубы и у собачьих конур. Ветер по-прежнему оставался колючим и переменчивым, с температурой что-то около -30 градусов (-35 °C), и нам приходилось принимать меры против обморожений. По меньшей мере, 100 тонн снега было сложено напротив бака и вдоль бортов судна, чтобы он своим весом давил на льдину. Ночью с севера на юг вскрылся протяжённый канал, который замёрзнув, увеличил на 300 ярдов расстояние от корабля до «Хайберского перевала». Работы по расчистке снега завершились к обеду. Буря утихала, на северном горизонте показалась красным полумесяцем трёхдневная луна. Во время бури температура колебалась в пределах от -21 до -33,5 градусов (-29…-35 °C). Обычно во время бури температура повышается, и отсутствие Фён эффекта свидетельствовало о том, что высокой земли не было как минимум на 200 миль к югу и юго-западу (Фён — эффект нагревания воздуха при движении вниз с высокогорий). Погода не прояснялась до 16-го. Но когда прояснилась, мы увидели, что окружающий нас пак полностью изменился. Льдина, удерживающая «Эндьюранс», по-прежнему оставалась неподвижна, но трещины и огромные массы льда, вздыбившиеся под давлением, были видны во всех направлениях. Участки открытой воды виднелись на северном горизонте отражением в небе.
Сжатие льда, на которое указывал далёкий грохот и появляющиеся грозные хребты, всё больше становилось причиной тревоги. Области возмущения постепенно приближались к кораблю. В течение всего 21 июля мы наблюдали на юго-западе и западе разломы и крушение беснующихся льдин и видели трещины, открывающиеся, расползающиеся и смыкающиеся вновь.
«Лёд вздымается до высоты 10 или 15 футов в местах, где противоположные льдины двигаются друг к другу со скоростью примерно 200 ярдов в час. Его звук напоминает рёв далёкого тяжёлого прибоя. Стоя на колеблющемся льду можно ощутить тревожное дыхание и дрожь этого могучего монстра.»
Чуть позже полудня 22-го 2-х футовая трещина, пробежавшая с юго-запада на северо-восток на расстояние около двух миль, подобралась на 35 ярдов с кормы левого борта. Все сани подняли на борт и поставили специального наблюдателя, на случай, если срочно понадобится снять собак с льдины. Эта трещина была результатом сильного давления в 300 ярдах по левому борту судна, где огромные глыбы льда были свалены в беспорядочном угрожающем беспорядке. Давление в этом месте было огромным. Глыбы льда весом во многие тонны были подняты на 15 футов над уровнем льда. Я распределил ночные дежурства с Уорсли и Уайлдом, но никто из нас не смог отдохнуть. Корабль сотрясался от тяжёлых ударов, и мы были начеку, чтобы вовремя увидеть, что никто из собак не провалился в трещину. В утреннем свете стало ясно, что наш «остров» значительно уменьшился за ночь. Долгие месяцы безмятежности закончились, начался период тревоги.