Юг в объятьях севера
Шрифт:
– Не мы друг друга выбрали, девочка, - сказал он несчастной Чиките в их первую ночь, - но я постараюсь, чтобы ты видела меня как можно реже.
Он был забавным чудаком, ее первый муж. Карманы Тактакора вечно были полны всяких невероятных штук, одни из металла, другие органического происхождения, вид их порою был ужасен, но в итоге Чикита смеялась. Крохотный щенок, чьи конечности и голова были на шарнирах, вдруг принялся жевать покрывало на супружеской кровати. И Тактакор озабоченно сказал, что недоработал с рефлексами.
Коричневая пупырчатая
– Извини, это для Нисы, – смущенно сказал Тактакор.
Он делал все эти игрушки для дочери, которую искренне любил. Чикита удивилась, когда забеременела. Ей даже показалось, что это один из экспериментов Тактакора. Который всерьез занимался генетикой и пытался решить проблемы со здоровьем у высокородных, чьим уделом сотни солнц были только родственные браки…
– Грата Чикита, император! – раздался то ли крик, то ли стон.
Придворные дамы сбились стайкой. Чикита заметила, что некоторые исподтишка разглядывают нового императора. Как же он огромен! Любвеобильность Ранмира всем была известна. И о порядках в Калифасе, где по дворцу бегает с десяток бастардов, как две капли воды похожих на Ранмира аль Хали.
– Уходите все, - раздраженно сказала Чикита. Она не собиралась делить мужа с другими женщинами.
Леди и сирры тут же исчезли. Ранмир оглядел ее спальню и хмыкнул:
– Тесновато. Хотя бы кровать принесли другую. Тактакор бы на ней затерялся. А мне в самый раз. Что такое? – вдруг нахмурился он.
По щеке Чикиты внезапно поползла слеза. Ранмир подошел и, взяв железными пальцами Чикиту за подбородок, заставил ее поднять голову, чтобы увидеть глаза.
– И кого мы оплакиваем? Чихуан? Мужа? Племянника?
– Ты так жесток, - всхлипнула Чикита. – Мой любимый город, моя родина… Чихуан лежит в руинах…
«Так и знал», - нахмурился Ранмир. И принялся снимать пурпурный камзол. Чикита услышала, как застонала кровать под огромным телом. Ранмир неторопливо стянул с ноги сапог. Он всегда одевался, как на войну. Готовый в любой момент перенестись туда, где сталь звенит о сталь.
– Я завоеватель, - сказал он, принимаясь за второй сапог. – Если я буду жалостливым и нерешительным, мои солдаты меня не поймут. Империя разваливается, высших уже никто не боится. Ты не все знаешь. Я просто показал свою силу. Огненные шары еще долго будут наводить на наш народ ужас. Теперь они знают, что я могу с ними сделать в случае неповиновения. А теперь иди сюда.
Он снял рубашку и лег. Жгуты мышц на мощных руках, плечах и огромной груди, казалось, отлитой из бронзы тускло блестели в свете ночника. Ранмир еще не до конца разделся, он был в подштанниках, которые оголяли икры ног, тоже отливающие бронзой. Оживший Бог войны.
Чикита встала и, розовея, сняла верхнее платье, оставшись в одной ночной сорочке. Портные постарались: сверху сорочка оказалась почти прозрачная и большая грудь Чикиты, еще не потерявшая форму, была очерчена натянутой тканью, которая ниже спадала пышными складками,
Глаза Ранмира вспыхнули. Глядя, как в его зрачках разгорается пламя, Чикита шагнула туда, где жар сжигает все другие чувства, кроме любви. Ее подхватили сильные руки, шедевр придворных портных тут же треснул под натиском железных пальцев.
– Наутро ты забудешь о Чихуане, - хрипло сказал Ранмир. – Твой город Игнис, как и мой. Роди мне сына.
Чикита хотела вырвать у него обещание, что других женщин не будет. Но Ранмир недаром был завоевателем. Он не дал ей и слова сказать. Он прекрасно видел, как она изменилась, но тело его помнило ту юную девушку в густых зарослях жаккардии. О, как он жалел, что не увлек ее тогда в одну из укромных беседок! И как себя за это проклинал! Надо было действовать силой!
Сегодня он возьмет свое. Ранмир больше не сдерживался. Чикита еще никогда не была во власти грубой мужской силы. Сначала ей стало страшно. Его же невозможно остановить! Он ничего не видит и не слышит! Машина, созданная для войны, Ранмир и женщин брал, как осажденные крепости, натиском и без жалости к побежденным.
Чикита впилась в его могучую спину ногтями, но муж ничего не почувствовал. Можно было кусаться, царапаться, умолять его быть понежнее, но это, ни к чему не привело бы. Крепость должна либо пасть, либо она будет разрушена до основания. Ранмир молотил, будто огромный молот, не меняя ритма, и не останавливаясь ни на мгновение. Чикита поняла, что лучше пасть. Тем более, она уже начинала находить в этом удовольствие.
Эпилог
Сьор Ренье Халлард, стиснув зубы, смотрел, как рыдают граты, провожая на небо своих мужчин. Два тела лежали на катафалках, оставалось только поднести зажженные факелы. Ренье с тоской смотрел на застывшее лицо единственного сына. Он почти не пострадал, взрывной волной наследника Дома Халлардов отбросило в море. Оглушенный и раненый, он не смог сопротивляться поднявшейся волне.
Зато тело брата было изуродовано камнями разрушенного форта. Почти неузнаваем. Грудная клетка раздавлена, лицо превратилось в месиво из разбитых костей. Ренье перевел взгляд на внука, стоящего чуть позади четырех женщин из Великого Дома дальних. В глазах у Дэстена застыли отчаяние и решимость. Он готов сражаться и отомстить. Но ему еще надо окрепнуть.
Ренье подошел и поджег сначала печальное ложе сына, потом брата. Огонь опалил сьора Нарабора, но, как и все высшие, Ренье почти не чувствовал жара. Волосы, ресницы и брови остались целы, кожа лишь слегка порозовела. Даже ожога не будет.
Тела высокородных занимались неохотно. Плоть сгорит, а то, что останется, будет погребено под стенами главного Храма, в фамильной усыпальнице.
– Мне надо сказать тебе что-то важное, Дэстен, - сказал сьор Халлард внуку, когда церемония погребения закончилась. – Фрея, Виктории, Сона… Идите на женскую половину.