Юг в огне

Петров-Бирюк Дмитрий Ильич

– Что же, Семен Михайлович, значит, дождались революции, а?
– спросил Прохор.

– Это еще, не революция, Прохор, - загадочно усмехнулся Буденный. Только начало. Буржуазный переворот. А революция впереди.

– Как это все понимать?

– А это уж как хочешь понимай, - пожал унтер-офицер плечами. Приедешь на фронт - увидишь, чем живут фронтовики, и поймешь.

– Ничего не понимаю, Семен Михайлович, ей-богу, не понимаю, недоумевал Прохор.
– Растолкуй.

– Эх, Прохор!
– снисходительно похлопал его по плечу тот.
– Молод ты еще, зелен,

жизнь плохо знаешь. Ну ничего, поживешь - узнаешь. А пока прощай, дорогой!
– подал он руку Прохору.
– Побегу в вагон, а то как бы поезд не ушел. Да и солдат, наверно, заждался. Я за папиросами на минутку выбежал.

– Прощай, Семен Михайлович, - пожал его руку Прохор.
– Рад был увидеть тебя.

– И я рад.

– Увидимся ли скоро?

– Увидимся, Прохор, - убежденно произнес унтер-офицер.
– Гора с горой не сходятся, а человек с человеком всегда... Вот скоро война закончится, демобилизуют нас. Ваша станица недалеко от нашей, как-нибудь и встретимся.

Махнув папахой, унтер-офицер, позванивая шпорами и крестами, побежал по перрону. И снова солдаты, почтительно уступая ему дорогу, оглядывались.

– Полный бантист, - кивали они на него.
– Герой-парень.

– Кто это?
– спросил Виктор у Прохора, с теплой улыбкой смотревшего вслед уходившему унтер-офицеру.

– О, брат!
– восторженно воскликнул Прохор.
– Замечательный человек!.. Он из наших краев, из Платовской станицы... Я его на фронте повстречал. В восемнадцатом драгунском Северном полку служил... Однажды я со своим разъездом на австрийскую заставу напоролся. Крышка б нам всем побили б ай в плен забрали. Да вот спасибо Буденному, он со своими драгунами выручил. Лихой человек!

* * *

Константин Ермаков жил на Пушкинской улице, занимая уютную квартиру в четыре небольшие комнаты.

– А-а!
– вскричал он.
– Братья!.. Добро пожаловать!.. Какими ветрами?

– Приехали проведать тебя, - обнимая брата и целуясь с ним, сказал Прохор.
– Давно ведь, Костя, не виделись. Еду на фронт, думаю, надо заехать к брату, а то убьют еще и не увижу...

– Ну, с бог с тобой!
– отмахнулся Константин.
– Убьют! Что ты...

– На войне все бывает, Костя.

– Это хотя правда. Смерть найти - плевое дело... Ну, не будем говорить в эту радостную минуту встречи о смерти... Хорошо, что приехали...

– Вот тебе, Костя, мать гостинцев прислала, - передал ему Прохор мешок, набитый пирогами, бурсаками, салом, жареными курами и гусями.

– Узнаю любвеобильное материнское сердце, - засмеялся Константин, пробуя поднять мешок.
– Ого! Как только вы и тащили такую тяжесть!

Константин был очень похож на Прохора. Такой же смуглый, здоровый, напоминающий загар цвет лица, тонкий с горбинкой нос, вьющиеся длинные волосы, зачесанные назад, небольшие подстриженные усы. Ростом только он был меньше Прохора. Константина можно было бы назвать красавцем, если б его внешность не портили большие серые со стальным оттенком глаза, всегда холодные и надменные.

– Верусик!
– позвал он жену.
– Иди-ка сюда, милая, тут тебе

в подарок целый продовольственный склад привезли.

Из гостиной вышла совсем еще молодая, но уже немного располневшая хорошенькая белокурая женщина.

– Здравствуйте!
– отчужденно кивнула она Прохору и Виктору.

– Верунчик, - заискивающе проговорил Константин.
– Познакомься, родная. Это - мой брат Прохор... А это - Вера Сергеевна, жена моя...

– Узнаю, - сухо проговорила Вера.
– На тебя похож, Константин.

– А это, Верочка, - указал Константин на скромно стоявшего в углу юношу, - мой двоюродный брат Виктор...

Она пристально, оценивающе посмотрела голубыми глазами на Виктора, как бы взвешивая, как ей вести себя с этим мальчуганом, и улыбнулась. Видимо, юноша ей понравился.

– Очень приятно, - певуче сказала она и жеманно протянула белую пухлую маленькую руку ладонью вниз, словно для того, чтобы он прикоснулся к ней губами. Но Виктор не догадался это сделать. Он лишь пожал ее руку и поклонился.

– Они, Верусик, дня на два-три к нам...
– заюлил перед женой Константин.
– Знаешь, мимоездом...

– При чем тут "на два-три дня?" - строго посмотрела она на мужа.
– А если они десять дней или больше проживут, разве это плохо?

– Да нет, - смешался Константин.
– Пожалуйста. Моя квартира в полном их распоряжении... Я хотел сказать...

– Ничего ты не хотел сказать, - отмахиваясь от него, засмеялась Вера.
– Просто ты пустое болтаешь.

Вера была волевая женщина, и Константин ее побаивался.

– Раздевайтесь, господа!
– певуче произнесла Вера, обращаясь к Прохору и Виктору.
– Проходите в гостиную.

Виктор сбросил с себя шинель, одернул гимнастерку и вслед за Константином и Прохором вошел в комнату, а Вера, позвав кухарку, пошла на кухню разбирать мешок с подарками, присланными свекровью.

Гостиная была небольшая, убрана со вкусом. Хотя все здесь было дешево, но нарядно. Посреди комнаты стоял круглый стол, накрытый голубой бархатной скатертью с махрами. Вокруг него в строгом порядке расставлены венские стулья. Вправо, к стене, стоял диван с тумбочками, обитый синим шелком. Рядом - пианино. У противоположной стороны - массивное трюмо, а рядом - небольшой, но вместительный буфет со множеством посуды, среди которой немало сверкало хрусталя. На разных маленьких и больших пуфиках и столиках лежали и стояли хорошенькие подушечки, статуэтки, безделушки.

– Познакомьтесь!
– сказал Константин.
– Это - наша Мариночка, Верочкина сестра.

Только сейчас Виктор заметил у окна, за широколистной пальмой, сидевшую девушку. Она что-то делала: писала или читала на подоконнике.

Девушка поднялась со стула и покраснела.

– Марина, - просто назвала она себя, подав руку Виктору. На ней было скромное бордовое платье с белым кружевным воротничком. "Гимназистка, наверно?" - подумал Виктор, и он не ошибся.

– Заканчивает гимназию, - пояснил Константин.
– А ты, Виктор, бывший гимназист, вот у вас и найдутся общие разговоры.