Юго-западный ветер
Шрифт:
— Ну, ладно. Версия о несчастном случае выглядит довольно шатко, с этим я согласен. Она стояла у края платформы, когда поезд еще не затормозил. Если кто-то толкнул ее плечом, она могла бы покачнуться и упасть на рельсы. В принципе это возможно. Что не означает, будто бы это в действительности произошло. Но я не понимаю, почему это должен был быть Габриэл. Они ведь вместе работали, дружили, встречались. Они нравились друг другу, и именно потому он обратился к ней, когда нуждался в поддержке. Тогда зачем ему ее убивать? Это кажется бессмысленным.
— Болезнь
— Но он не болен!
— В самом деле? Человек, который просит полицейского расследовать убийство, которое еще не совершено, и указывает в качестве будущего убийцы самого себя, — это, по-вашему, не больной?
— Он, конечно, странный парень, но не сумасшедший.
— Странный — это просто приличное название для сумасшедшего. И когда такой странный парень толкает кого-то под поезд, то он превращается в натурального психа и его место в психиатрической клинике!
— Мы пока что мало знаем об этом инциденте. Мы не знаем, где Габриэл был в то время, когда произошло несчастье. Он мог идти из дома или ехать по другой ветке метро, за много миль от того места, где умерла Ольга…
— Или мог выйти из дома пораньше, поехать на поезде в противоположную сторону до «Праса Саенс Пенья», где, как ему было известно, она садится на поезд, и в то мгновение, когда нужный ей поезд подъезжал к станции, подкрасться сзади и слегка ее подтолкнуть. А потом в общей суматохе выйти наверх, спокойно доехать на такси до Катете, сесть в метро, как обычно, и поехать на работу.
— Это весьма занимательная история, но в ней имеются нестыковки. Во-первых, если бы он вообще собирался убить Ольгу, то она держалась бы от края платформы как можно дальше. Во-вторых, она его хорошо знала, так что ему трудно было бы подкрасться незамеченным.
— Он мог сделать несколько попыток. Мог, к примеру, притвориться, что он встречает ее, чтобы проводить до работы. Очень романтично! И это облегчило бы ему возможность подвести ее к краю платформы.
— Так, чтобы никто этого не заметил?
— Вы что? Никогда не ездили в метро в час пик?
— Ну, хорошо, допустим, что он действовал хладнокровно и намеренно, в чем я сомневаюсь, но все равно остается еще вопрос о мотиве.
— Я уже сказала — он псих.
— Интересно, что будут думать о полицейском, если он все непонятные происшествия будет приписывать маньякам, которые вдруг оказываются в нужное время в нужном месте?
— От вас не требуется думать так все время. Речь идет лишь об этом случае.
— Когда вы видели свою подругу последний раз?
— Мы с ней обедали вместе на прошлой неделе.
— А по телефону?
— Один раз созванивались.
— И как она вам показалась?
— В прекрасном настроении, если вы об этом. Но даже если бы у нее было и дурное настроение, это ничего не значит. Человек, который всегда был нормальным, здоровым, счастливым, успешным в профессиональном смысле, такой человек не бросится ни с того ни сего под поезд.
— Не все самоубийцы ведут себя столь открыто. Большинство
— Но это не тот случай. Ольга не была ни в какой депрессии.
— Согласен, что в том, что касается вашей подруги, вам лучше знать, могла ли она покончить с собой. Но ведь Габриэла вы практически не знали, видели лишь один раз, так что не можете судить о нем. И кстати, когда вы с ним виделись, он был в непривычной для него обстановке и тем не менее держался прекрасно, вполне контролировал себя и ситуацию. Вы не можете просто так обвинить его, здесь нужны доказательства.
— Но та история, о которой он…
— Та история, о которой он говорил, вовсе не характеризует его как сумасшедшего. Множество людей верят в ясновидящих, гадалок и экстрасенсов. Вот вспомните собственных знакомых, которые обращаются к астрологам, гадателям на картах Таро, к сенсам. И что, вы считаете их всех сумасшедшими?
— Надеюсь, вы правы. Умерла моя лучшая подруга, и хотя, конечно, мне немного легче думать, что ее убил какой-то сумасшедший, а не кто-то, кого она знала и кому доверяла, но все это не вернет ее назад. Я только хочу сказать одну вещь: это предсказание о том, что Габриэл кого-то убьет, в нем ведь не сказано, кто будет жертвой, мужчина или женщина.
— Вы уже ужинали?
— Что?
— Я интересуюсь, будете ли вы ужинать?
— Извините, но я пришла сюда не есть. Разве что какой-нибудь сандвич с пивом.
Он заказал два сандвича и два пива.
— Вы родились в Рио?
— Это что, такой хитрый способ спросить, живу ли я в Рио?
— Я и так уверен, что вы живете здесь, но в Рио-де-Жанейро обитают и уроженцы других районов и даже других стран.
— Я родилась в Бразилии, а в Рио живу с девяти лет. А как вы догадались, что я нездешняя?
— А я не догадался. Я просто хотел сменить тему разговора.
— Ну, хорошо, вернемся к этому позже.
Эспинозе понравилось слово «позже» — оно прозвучало обнадеживающе. Речь могла идти о сегодняшнем вечере, что пробудило в нем некоторые фантазии, или о встрече в другой день, что намекало на удовольствие встретиться через некоторое время. Обе возможности казались ему вдохновляющими.
Следы оформления в стиле ар-деко все еще сохранялись на стенах, несмотря на то, что бар «Лагоа» был построен уже шестьдесят лет назад. Внутри этих стен происходили многие важные события в истории Ипанемы. Среди посетителей ресторана находились как завсегдатаи, знавшие по именам большинство официантов (которые, соответственно, тоже знали их имена), так и простая публика, приходившая сюда либо для того, чтобы поглазеть на знаменитостей — артистов, писателей, последних победительниц конкурсов красоты, либо просто в поисках какой-нибудь уникальной — хотя их было множество — красотки, которую можно было бы назвать «Девушка из Ипанемы». Эспинозу и Ирэн ничуть не смущало окружающее великолепие, но вот друг с другом они чувствовали себя несколько скованно.