Юлька в стране Витасофии (сборник)
Шрифт:
Женщины важно направились к гардеробу, а вслед за ними, раздумывая: «Что бы такого сделать плохого?», поплелся Родион.
Одевшись в школьную форму, Поля покрутилась перед зеркалом, затем сняла ее и с вожделением в глазах начала примерять мамино вечернее платье.
— До него еще дорасти нужно, Полечка! — засмеялась мама.
— А потом ты мне его отдать? — умоляюще попросила Поля. — И сережки тоже: вон те, с янтарем?!
— Да, все отдам, ничего себе не оставлю, — грустно согласилась мама. — На работу голая ходить буду.
— Тебе папа еще купит, — утешила маму Полина. — Или у бабушки Даши фуфайку возьмешь: она все равно ее не носит.
Между тем Родион,
— Что это? — не выдержав неизвестности, спросил он. Женщины обернулись.
— Это сисник, — с легким презрением к невежественному мальчишке объяснила Полина. — Его только девочки носят: положи на место!
— Как ты вообще здесь оказался?! — возмутилась мама. — Марш в детскую!
Небрежно швырнув бюстгальтер в гардероб, Родя тайком от мамы показал сестричке язык и хулиганской походкой направился прочь. Поля открыла рот, собираясь пожаловаться: и в это время зазвенел дверной звонок.
— Это, наверное, Валентин Николаевич, — предположила мама. — Он обещал отремонтированные часы занести. Открой дверь, Полечка, а я пока вместо халата что-нибудь поприличнее одену.
Но дверь уже распахивал настежь нетерпеливый Родион.
— Здравствуйте, дети! — войдя и прихожую и поставив на пол портфель, вежливо промолвил Валентин Николаевич. — Есть кто-нибудь из родителей дома?
— Я сейчас, Валентин Николаевич! — откликнулась из спальни мама. — Проходите пока в гостиную.
— Да, да, конечно, — неловко произнес Валентин Николаевич, пытаясь сообразить, почему дети, выстроившись стенкой, разглядывают его с каким-то нехорошим интересом. «Как голодный — хлеб с маслом, — мелькнула у Валентина Николаевича мысль. — Слава богу, что я несъедобный!».
Повеселев от этого вывода, Валентин Николаевич бодро спросил: «Как дела?».
— Хорошо идут дела: голова еще цела, — процитировала Поля любимый папин афоризм и выжидающе замолчала.
— Ты нам что-нибудь вкусненькое принес? — поняв, что бестолковый дядька намеков не понимает, перешел к сути дела Родион.
— Нет, — потея от смущения, сознался Валентин Николаевич. — У меня только будильник.
— Да?! — оживился Родион, припомнив, что в прошлый раз, выясняя, почему крутятся стрелки, он не до конца разобрал часовой механизм. — Где он?
— В портфеле. Но я только маме отдам: это ведь ты, кажется, его сломал?!
С досадой посмотрев на хитрого дядьку, Родя отвернулся и вслед за потерявшей интерес к гостю Полиной направился в детскую.
— Пойдемте на кухню чай пить, — пригласила вышедшая из спальни нарядная мама. — Дети к вам не приставали? Взяли моду попрошайничать, словно в нищете живем.
— Нет, все нормально — пробормотал Валентин Николаевич, вручая маме часы и откланиваясь. — Извините, я внизу велосипед оставил, как бы не украли.
— До свидания! — закрыв за Валентином Николаевичем дверь, мама завела будильник, поставила его на верхнюю, недоступную для Роди, полку и отправилась готовить ужин.
После ужина мама занялась штопкой носков, папа решил пообщаться с телевизором, а дети вместе с пришедшей в гости Полиной подружкой Людой начали играть в семью. Исполнявшая обязанности матери Полина, войдя в азарт, покрикивала на непослушную дочь Люду и даже пыталась ее отшлепать, одновременно заботливо откармливая отца Родиона похищенным с балкона песком. Это неравенство Люду обижало, тем более что Родион, презрев матримониальную субординацию, то и дело толкал дочь в бок, валил на пол и вообще высказывал всяческими путями свою нежную, отнюдь не родственную привязанность.
Утром все поднялись раньше обычного. Мама быстро приготовила сына к трудностям детсадовского существования и даже разрешила вооружиться автоматом, а затем занялась Полиной, от волнения помывшей в третий раз лицо и ноги. Заняв сам за собой очередь к холодильнику, папа выманил у него кусок колбасы, перемешал с хлебом и чаем, затолкал в свой желудок и, полностью готовый к конвоированию сына в детский садик, начал торопить Родиона к скорейшему отправлению по этапу.
В этом путешествии папа и сын были не одиноки: отовсюду из подъездов выводили своих чад к светлому детсадовскому будущему спешившие на работу родители. Размахивая автоматом, Родя весело перекликался со сверстниками, обещая кое-кого из них обязательно застрелить; заметив плетущегося рядом с бабушкой младшего Людиного брата Витюшку, потащил папу в их направлении.
— У тебя такой автомат есть? — приблизившись, гордо спросил Родя у малорослого, не достававшего ему до плеча, Витюшки.
— Нет, — ответил Витюшка, скорбя и завидуя.
— Это мне папа купил, — пояснил на всякий случай Родион, дабы Витюшка не усомнился в его праве собственника. — А ты Люду сегодня увидишь?
— Она в школу собирается, — задумался Витюшка, но, придя к выводу, что ночевать в школе его сестру, скорее всего, не оставят, объявил: «Увижу!».
— Передай, что я на ней женюсь! — небрежно сказал Родион, сворачивая на ведущую к его садику улицу. — Понял?!
Онемев от счастья стать ближайшим родственником человека с оружием, Витюшка молча кивнул, тогда как бабушка вполголоса проговорила: «Жених нашелся: от горшка два вершка!». Но величественно шагавший Родион и его задумавшийся о предстоящих свадебных расходах папа уже удалялись в противоположную сторону и, конечно, ничего не слышали.
В школу Поля и Люда шли вместе; вслед за ними, обсуждая предстоящие ученические тяготы дочерей, тянулись их мамы.
— Ты пенал взяла? — спрашивала Поля у подруги.
— Да! — кивала головой Люда.
— А учебники все есть?
Опять молчаливый кивок.
— Жаль, а то могла бы у меня брать, — вздохнула Поля. — Но за партой мы вместе сидим, правда?!
— Конечное, — соглашалась хрупкая Люда, привыкшая рассчитывать на Полину физическую мощь во всех сложных ситуациях.
Учеников в школе оказалось очень много и, выстроенные четырехугольником, они выглядели такой плотной, внушительной массой, что Полина, испугавшись, подбежала к маме и прижалась к ее ногам.