Юлька в стране Витасофии (сборник)
Шрифт:
— Какую религию выбрали? — остановил Юльку глашатай.
— Ни одна не подошла по размеру, — вздохнула Юлька. — У вас другой магазин есть?
— Конечно, — ответил глашатай. — Называется «Тюрьма для инакомыслящих».
И шепнул:
— Сюда вызвали инквизиторов и моджахедов, советую исчезнуть.
Глянув в сторону палаток — стоявшие рядом священник и мулла сверлили Юльку глазами — Юлька поспешила к Белой дороге.
Развалившийся на кирпичах черный пудель заставил Юльку остановиться.
— Вы зачем, господин Мефистофель,
Пудель весело залаял, отряхнулся и превратился в остроносого, скуластого человека.
— Здравствуйте! — улыбнулся Мефистофель. — И как вам этот Ноев ковчег, откуда вы только что сбежали?
— Для многих религия — очень серьезно, — неприязненно ответила Юлька.
Тронувшись с места, она зашагала по дороге, заставив Мефистофеля пуститься вдогонку. — Что вам от меня надо?
— Медальон. Вы не забыли о моем предложении кататься на лошадях, купаться в горном озере и гулять в сосновом бору?
— Одного отказа недостаточно?
— Предпочитаете пыточную камеру инквизиторов и плеть моджахедов? — ухмыльнулся Мефистофель. — Они от вас не отстанут. Да и цель путешествия — Комната перекрестков — ничего, кроме неприятностей, вам не принесет.
— Запугиваете?
— Нет. Отдав медальон, вы окажетесь беззащитной и никому не нужной.
В луже вас не утопят, но домой не отправят: слишком много знаете.
— На кого работаете?
— На себя — кто бы не нанимал. Я вас убедил?
— Отчасти, — задумчиво произнесла Юлька. Она понимала, что Мефистофель во многом — если не во всем — прав. — Но это ничего не меняет.
Оказаться в вашей власти не менее опасно, чем в лапах госпожи Неизвестности.
— Напоминаю: озеро, сосновый бор, бал по вечерам.
— Заманчивый повод для размышления, — согласилась Юлька. — Просто быть: или быть в тюрьме улучшенного содержания.
Послышались звуки: впереди кто-то наигрывал на флейте грустные, протяжные мелодии.
— Мой старый приятель: Крысолов из Гамельна![37] — воскликнул Мефистофель. — Что ему здесь надо?
— Из Гамельна? — переспросила Юлька. — Тот, кто в 14 веке увел из города, играя на флейте, всех крыс, утопив их в реке Везер, а когда магистрат отказался платить за работу, проделал то же самое с Гамельнскими детьми?
— Да. Только детей он не топил, тут легенда привирает — остановившись, усмехнулся Мефистофель. — Вынужден вас покинуть: я с Крысоловом не в ладах.
И, обернувшись пуделем, исчез в придорожных кустах.
Увидев флейтиста, Юлька удивилась: вместо кривоногого, со злым лицом горбуна, каким она его воображала, на поляне сидел красивый тридцатилетний мужчина в нарядной одежде.
— Добрый день, фройлян, — перестав играть, крикнул флейтист. — Далеко путь держите?
— Далеко: отсюда не видно, — решила поосторожничать Юлька.
— Мне тоже в том направлении, — поднявшись на ноги, объявил Крысолов. — Позволите
— Вы меня, как Гамельнских детей, в реку не загоните?
— Что за глупые домыслы?! — с досадой воскликнул Крысолов. — Я детей отвел в Трансильванию к честным, хорошим людям, воспитавшим их лучше, чем это сделали бы жадные и лживые жители Гамельна.
— Но вас обманул только магистрат: зачем наказывать горожан?
— Магистрат избирается горожанами. Я в лице магистрата заключал договор со всем городом.
Подойдя к Юльке, Крысолов назидательно сказал:
— Поступок должен быть таким, чтобы надолго запомнился. В Гамельне с тех пор никого не обманывали. Да, я поступил зло, но Добро рождается не от единоборства Добра со Злом, а от столкновения одного Зла с другим.
— Теория меньшего зла, — понимающе произнесла Юлька. — У вас были другие поступки или только этот?
— Были и другие — но на них даже слова тратить неинтересно. Я иногда думаю, что появился на свет только для того, чтобы стать Крысоловом из Гамельна.
Разговаривая, Юлька и флейтист медленно шагали по белым кирпичам.
Чувствовалось, что Крысолов давно искал собеседника.
— Есть — быт, а есть — бытие. Первое предполагает покой, второе — историю, калейдоскоп событий. Человек стоит на грани этих миров, выбирая, в какую сторону повернуть, — объяснял Крысолов.
«В него можно влюбиться, — мелькнула у Юльки мысль. Она шла, искоса посматривая на выразительное лицо флейтиста. — И он несчастен, потому что приходится оправдываться не только перед другими, но и перед собой. Зло остается Злом, даже возникая из благородных побуждений».
— Есть люди, рожденные для дороги, — и те, кто рождены для дома, — продолжил мысль Крысолов. — Я принадлежу к кочевникам, не желающим знать, что находится в конце пути.
— Существует своеобразная «культура дороги», — подхватила Юлька начатую Крысоловом тему. — Туда входят обряды, поверья, вроде «Посидим перед дорожкой», тоста «На посошок», идиомы «перейти дорогу».
— Правильно! — обрадовался Крысолов. — Жизнь — нечто большее, чем безмятежное отбытие отпущенного человеку земного срока. Необходимо самоутверждаться, покорять новые миры, что возможно только посредством дороги.
— Если дорога дает человеку свободу, то дом обращает в рабство, — сделала вывод Юлька. — Я правильно поняла?
— Слишком категорично, — замялся Крысолов. — Дом — это устоявшийся мир, тогда как дорога — сфера неопределенности. Православие отменяет пост на период, когда человек находится в пути. Дорога — царство хаоса, где не действует обычай. Путешественник существует вне социума, ускользая из зоны житейских норм.