Юлька
Шрифт:
От этих мыслей настроение у Александры Николаевны испортилось. Она почувствовала себя постаревшей, может быть, не такой уж и нужной сыну… Когда пошла ставить чайник, даже туфлями домашними зашаркала.
Некоторая скованность, неловкость улетучилась с приходом Сережи Кузнецова.
Теперь Сережа появлялся у них гораздо реже. Он учился на геологическом факультете университета, каждое лето проводил в экспедициях. Пути их с Костей разошлись, но, хоть временами подолгу не виделись, они по-прежнему дружили.
— Люлька! — воскликнул
— Перед тобой проклятье рода человеческого — факт! — прогудела Юлька, раздувая ноздри, и вскочила так стремительно, что в буфете задребезжала посуда.
Сережа смутился, малиново покраснел. Костя засмеялся.
Сама Юлька испуганно прикрыла рот ладошкой, виновато покосилась на Александру Николаевну:
— Ой, у вас ничего не разбилось?
Весь вечер Юлька подшучивала над Сережей. На Костю не обращала внимания, даже спрашивая его о чем-нибудь, не глядела на него.
— Каким ты был, таким остался, — фальшивя, пропел Сережа. — Юлька, ты — бес!
— Я самое кроткое, самое тихое и беззащитное существо, — сказала Юлька. — Одни женоненавистники, типа некоторых геологов, этого не замечают.
Но в Юлькину кротость уже и Александра Николаевна не верила, хотя не менее пяти минут выражение покорности не сходило с Юлькиного лица. Потом снова его овладело неудержимое веселье. А немного погодя она с сосредоточенно деловым видом играла с Сережей в шахматы.
— С кем ты тягаешься, Юлька? — ласково сказал Костя. — У Сергея первая категория по шахматам.
— А я и не сомневаюсь, что проиграю, — спокойно отозвалась девушка. — Но интересно — как.
— Ты, кажется, стала вдобавок философом, — заметил Сережа. — Шах твоему почтенному королю! Безумству храбрых…
— Главное — бороться и не сдаваться. Лучше погибнуть, чем сдаться! — Какой-то свой, только ей понятный смысл вложила Юлька в эти слова. Произнесла она их необычным тоном, и такая неподдельная грусть и как бы насмешка над собой промелькнули в ее задумчивом взоре, что Александра Николаевна чуть не спросила: «Ты что это?» Оглянулась на сына: заметил ли? Ведь весь вечер Костя не спускал с Юльки радостных глаз.
Не раз шевельнулась у матери тревожная мысль: «Уж не влюбился ли опять? Но ведь теперь она к нему совершенно равнодушна. И не посмотрит…»
После этого вечера Юлька за целый год появлялась у них всего раза три, всегда в компании и каждый раз — другая. То тихая до робости, то шумно-веселая, то сердитая, сумрачная, хмурая. Что за девушка — не поймешь ее совсем. И одевалась она то с подчеркнутой скромностью, то вызывающе модно, то вообще кое-как, точно забывая, что на ней надето.
По отдельным репликам товарищей и подруг Кости: «А он сегодня с младшим курсом время проводит», «Пожалуй, его на этот фильм не вытащить. Он уже ходил. С ней», — Александра Николаевна догадывалась, что Костя видится с Юлькой. Сам он никогда о ней не говорил. Как-то мать прямо спросила: «Ты с
В один из зимних дней, когда Костя учился уже на пятом курсе, в начале второго семестра, он пришел домой мрачный, бледный, осунувшийся.
— Что с тобой? — ахнула мать. — Заболел?
— Оставь, пожалуйста! Я здоров. — Едва прикоснувшись к ужину, он, не раздеваясь, лег лицом к стене. На все вопросы отвечал сквозь зубы:
— Прошу, прекрати! Не трогай меня…
На третий день, не выдержав этого молчания и непонятной подавленности сына, Александра Николаевна зашла к Кузнецовым и оставила Сереже записку: «Зайди непременно! У меня к тебе дело».
— Что случилось с Костей? — спросила она, едва Сережа переступил порог. — Может быть, ты знаешь? Он на себя не похож.
Сережа сел, нахмурился, помолчал.
— У Кости несчастье. Тяжкая история…
— Что? Да говори же!
— Скажу, но… Косте ни слова! Понимаете? Ни слова!
— Сережка!
— Юлька отказала ему, — вымолвил Сережа, глядя себе под ноги.
— Отказала? Юлька? — Александра Николаевна провела рукой по лбу. — Только и всего?
Малиновая краска залила щеки Сергея. Взгляд стал отчужденным.
— «Только и всего»? Вот как вы рассуждаете! Но разве вы не понимаете, что Костя страдает?
— Нет, нет, Сереженька! — Александра Николаевна прикусила губу. — Я понимаю… Я сочувствую, но…
— Видно, как вы сочувствуете! — сурово отрезал Сергей. — Вам смешно, вот что! Вы радуетесь, а не сочувствуете. А это несчастье для него, да, несчастье, потому что… такой девушки, как Юлька… нет другой ка свете! — он сказал это с отчаянной решимостью.
«Да уж не влюбился ли и ты в эту Юльку?» — подумала мать. Но как она смела отказать Косте? Ей стало обидно за сына.
— Ну что же, если отказала. За Костю любая пойдет.
Сережа вскочил от возмущения.
— Так разве «любая» ему нужна? От вас я этого просто не ожидал!
— Да ты меня не понял. Сереженька! — виновато заторопилась Александра Николаевна. — Я ведь не в том смысле…
— Я-то вас понял! — Сережа ерошил волосы всей пятерней, вид у него был забавно грозный, и она, дрогнув сердцем, отчетливо представила его себе маленьким строптивым шестиклассником — казалось, вчера это было, и все же как давно!
— Я-то вас понял! — повторил он. — А вот вы-то, простите, Александра Николаевна, ничегошеньки не понимаете! Это просто удивительно: даже симпатичные родители совершенно не понимают своих детей.
— Конечно, куда уж нам! — с деланным смешком, скрывая растерянность, сказала мать. И, помолчав: — А почему она отказала, не знаешь?
— А вот уж об этом вы у нее спросите, — вздохнув, посоветовал Сережа. — А Косте — ни слова, помните уговор! А то еще хуже ему будет. Из дому, пожалуй, уйдет.