Юмор разных лет

Палёк О.

— Ничего, цинка зато на всех хватит.

— Шутки у тебя, Палёк. Жрать охота!

— А что давали на завтрак?

— Да опять сухофрукты, сухое мясо да этот, как его, сухой и соленый кефир.

— Чего?!

— А, сегодня утром только две посылки в нашу роту пришли. Южанам. По-братски разделили.

— Это как?

— Они же наши младшие братья. Им много не надо.

— Ты, Кочкура, расист.

— Да брось, я же делюсь салом с хохлами, когда им посылки приходят.

— Да я насчет столовой.

— Ты что, Палек,

там готовят только пищу для жалоб. Да и то, чтобы от молодежи отбиться, надо с автоматом ходить. Холодный несладкий чай без заварки и брикет макарон, густо политый олифой. Ты сам-то, чем питаешься?

— Да что бог пошлет… в магазины военного городка.

Неожиданно дневальный крикнул:

— Рота, смирно!

В казарму зашел командир роты:

— Дневальный! Чтоб туалеты почистил! А то там дерьма уже — в голове не укладывается. Опять женщины на тумбочках. Немедленно отодрать! Старшина!

Прапорщик выскочил из старшинской, на ходу подтягивая трико:

— Ваше приказание выполнено!

— Так я же ничего не приказывал.

— А я и ничего не делал.

— Балда! Где ты был? В туалете? Ты бы еще в театр сходил. Как за порядком следишь? Везде фантики от апельсинов валяются. Все убрать вокруг мусора, с метелками я уже договорился.

Тут капитан заметил нас с Кочкурой. Мы, конечно, как образцовые воины стояли по стойке «смирно» и по-собачьи преданными глазами смотрели на ротного.

— А, это вы. Уже знаю. Что-ж, у вас есть возможность послужить Родине. Я сейчас корреспондентку хочу подбросить до станции, могу отвезти вас к месту вашего будущего подвига.

В «газике» ротного было грязно и воняло бензином. Я сел рядом с водителем, а Кочкура с девушкой — на заднее сиденье. Через мутные стекла можно было видеть тот там, то сям покореженную технику, которая создавала пейзаж в стиле «Пикника на обочине» Стругацких. Маруся, обрадованная тем, что ускользнула от старшины, буквально в рот смотрела Кочкуре. «Из огня, да в полымя», — подумал я. А тот заливался:

— На местном наречии «Тюротам» означает «черные пески».

— Что-то пески здесь светлые какие-то, — выглянула Маруся в окно.

— Значит, много краски ушло налево. Помню, наша ракета, значит, бац об землю, только брызги в разные стороны, никто не спасся.

— А ты?

— А я тогда еще не призвался.

— Слушай, надо было у тебя интервью взять. — Маруся инстинктивно потянулась за ручкой, но вспомнила, что я ее забрал и выразительно посмотрела на меня. Я демонстративно уткнулся в окно — как флиртовать, так с Кочкурой, а ручку — так у меня?

— Интервью? Ты знаешь, я сегодня его не мыл. Но можешь прикоснуться к национальному герою.

— Чего? — Маруся была девственно чиста, так что Кочкура старался зря — она просто не понимала его намеки

— Так этот герой, то есть неизвестный солдат перед тобой. Сегодня уже со второй женщиной до города еду.

— А я не женщина еще. — Маруся покраснела.

— Так

еще и не город!

Газик сильно тряхнуло на ухабе и девушка свалилась на заботливо подставленные колени товарища. Я же предавался мрачным раздумьям.

Глава третья

Предпоследняя

— А корова-то и спрашивает: где, мол, у вас электростанция. Вот и смекаю: наши-то коровы знают, где у нас электростанция.

Снова показания бдительной селянки.

Двое в штатском ждали нас прямо у КПП 113-й площадки. Этот пункт было по-своему примечателен: прямо посреди степи вагончик, перед ним — часовой. Никто на нашей памяти никогда не ходил через КПП — зачем? Налево-направо никаких заборов, только голые столбы из-под колючей проволоки. Тем не менее, наши сопровождающие поперлись прямо на часового. Естественно, тот обиделся за нарушенный покой:

— Стой! Запретная зона!

Хмурый выругался:

— Ты, козел, я полковник внутренней службы, вот мое удостоверение.

— Ничего не знаю. Есть приказ никого без пропуска не пускать.

Хмурый выругался еще раз.

Из КПП раздался голос:

— Эй, бабай, долго ты с ним будешь спорить? Стреляй в этого идиота, как положено по уставу и пошли, перекинемся в буру.

Часовой изящным движением дослал патрон в ствол. Вся наша процессия резко сдала назад. К счастью, из караульной вышел заспанный прапорщик:

— Иванов, какая машина прибыла?

— З елена я.

— У нас тут все зеленые, номер какой?

— А номер белый…

— Ты, что, умного из себя корчишь, хочешь меня перещеголять? — прапорщик посмотрел на номер машины, что-то сверил в записях и наконец поднял глаза на нас:

— А, внутренняя служба. Пропустить.

Проходя мимо, Хмурый сказал прапорщику:

— Ну и служба у вас поставлена! Ваш попка мог нас пристрелить!

— Да, этот что сказал, то сделает, — твердо ответил прапорщик.

— Кстати, почему у него фамилия Иванов?

— А вы сами у него спросите.

Хмурый глянул на часового:

— Ты кто по национальности?

— Караульный внутренней службы рядовой узбек!

— А почему Иванов?

— Так в уставе записано.

Хмурый повернулся к прапорщику:

— Он же и вас ненароком может прикончить.

— Вряд ли. У него патроны учебные.

— Это же нарушение.

— Зато безопасно. Раньше, знаете, что ни ночь — так пара трупов. Все офицеров норовят кокнуть, знаете ли. Или местных подманивают и дырявят. Что угодно сделают ради отпуска. Неделю назад тут тоже двое проходили. Этот «Иванов» кричит: «Стой, кто идет?» И стреляет два раза. Одного — наповал, другого — ранил. Подходит к раненому и говорит: «Хорошо, что остановились. В другой раз в воздух стрелять не буду!»