Йун Габриэль Боркман

Ибсен Генрик

Боркман (стоит как пораженный ударом молнии; глядит на нее не отрываясь и шепчет). Это... это Элла? Элла Рентхейм?

Элла Рентхейм. Да... "Твоя" Элла, как ты звал меня прежде. Когда-то. Давно-давно.

Боркман (по-прежнему). Да, это ты, Элла... Теперь я вижу.

Элла Рентхейм. Узнаешь меня?

Боркман. Теперь начинаю...

Элла Рентхейм. Годы жестоко изменили меня, Боркман. Не правда ли?

Боркман (принужденно). Да, ты несколько изменилась. Так, на первый взгляд...

Элла

Рентхейм. Темные локоны не вьются больше у меня по плечам... Ты, бывало, любил навивать их на пальцы.

Боркман (живо). Да, да! Теперь я вижу, Элла! Ты переменила прическу.

Элла Рентхейм (с грустной улыбкой). Именно. Все дело в прическе.

Боркман (желая переменить тему). А я и не знал, что ты в наших краях.

Элла Рентхейм. Я только что приехала.

Боркман. Зачем же ты приехала... теперь, зимой?

Элла Рентхейм. Сейчас узнаешь.

Боркман. Тебе что-нибудь надо от меня?

Элла Рентхейм. И от тебя. Но если уж говорить об этом, то надо начать издалека.

Боркман. Ты, верно, устала?

Элла Рентхейм. Да, устала.

Боркман. Так не присядешь ли? Вот там - на диване.

Элла Рентхейм. Спасибо. Мне надо присесть. (Идет направо и садится на диван, в переднем углу.)

Боркман остается стоять возле стола, заложив за спину руки, и смотрит на

Эллу. Короткое молчание.

Давно-давно не встречались мы лицом к лицу, Боркман.

Боркман (угрюмо). Давно-давно. И вспоминать странно, что отделяет нас от того времени.

Элла Рентхейм. Целая жизнь человеческая. Загубленная человеческая жизнь.

Боркман (бросая на нее пронизывающий взгляд). Загубленная!

Элла Рентхейм. Именно загубленная. И даже не одна, а две... обе наши жизни.

Боркман (сухим, деловым тоном). Я еще не считаю свою жизнь загубленной.

Элла Рентхейм. Ну, а мою жизнь?

Боркман. Тут ты сама виновата, Элла.

Элла Рентхейм (вздрагивая). И это ты говоришь, ты!

Боркман. Ты отлично могла быть счастливой и без меня.

Элла Рентхейм. Ты думаешь?

Боркман. Если б только сама захотела.

Элла Рентхейм (с горечью). Да, да, знаю - другой был готов взять меня когда угодно...

Боркман. Но ты отказала ему...

Элла Рентхейм. Отказала.

Боркман. И не раз. А несколько раз подряд. Отказывала из года в год...

Элла Рентхейм (презрительно). Из года в год продолжала отталкивать от себя счастье? Так, что ли?

Боркман. Ты отлично могла бы быть счастлива и с ним. И я тогда был бы спасен.

Элла Рентхейм. Ты?..

Боркман. Да, ты бы спасла меня, Элла.

Элла Рентхейм. Почему ты так думаешь?

Боркман. Он полагал, что это я стою между вами... я причина этих твоих... вечных отказов. И он отомстил. Ему это было легко - у

него были в руках все мои неосторожные, донельзя откровенные письма. Он пустил их в ход... И я погиб... на время то есть. Видишь, все это твоя вина, Элла!

Элла Рентхейм. Вот как, Боркман! В конце концов, пожалуй, я остаюсь виноватой перед тобой, в долгу у тебя?

Боркман. Как смотреть на дело. Я хорошо знаю, что я обязан тебе. Ты оставила за собой на аукционе этот дом, всю усадьбу, предоставила дом в полное распоряжение мне и... твоей сестре. Взяла к себе Эрхарта... заботилась о нем всячески...

Элла Рентхейм. Пока мне позволяли...

Боркман. Пока позволяла твоя сестра, да. Я никогда не вмешивался в эти домашние дела... Так я хотел сказать, что знаю, какие жертвы ты принесла мне и твоей сестре. Но ты ведь и в состоянии была сделать это, Элла. И не могла же ты забыть, что этим была обязана мне.

Элла Рентхейм (возмущенная). Жестоко ошибаешься, Боркман! Мною руководила одна любовь и горячая привязанность к Эрхарту... и к тебе!

Боркман (перебивая). Прошу тебя, дорогая, не будем распространяться о чувствах и тому подобном. Я хочу, конечно, сказать лишь то, что я дал тебе средства сделать то, что ты сделала.

Элла Рентхейм (с улыбкой). Гм... средства, средства...

Боркман (горячо). Именно средства! Перед великим, генеральным сражением, когда я не мог щадить ни родных, ни друзей, когда я должен был ухватиться - и ухватился - за доверенные мне миллионы, я пощадил то, что принадлежало тебе, сберег все твое, хотя мог бы взять и пустить в оборот и это... как все остальное.

Элла Рентхейм (холодно и спокойно). Это совершенная правда, Боркман.

Боркман. Да, и вот... когда меня взяли, все твое оказалось неприкосновенным в кладовых банка.

Элла Рентхейм (взглянув на него). Я часто думала об этом... Почему ты, собственно, сберег все мое? И только мое?

Боркман. Почему?

Элла Рентхейм. Да, почему? Скажи.

Боркман (жестко, презрительно). Ты, пожалуй, подумаешь, что я хотел оатавить себе запасной выход - на случай неудачи?

Элла Рентхейм. О нет! В то время тебе это вряд ли могло прийти в голову.

Боркман. Никогда не могло! Я был слишком уверен в победе.

Элла Рентхейм. Так почему же все-таки?

Боркман (пожимая плечами). Ах, Элла, не так-то легко припомнить мотивы, которыми ты руководствовался десятка полтора лет назад. Я припоминаю только, что, строя в тиши свои грандиозные планы, я чувствовал себя чем-то вроде воздухоплавателя. В бессонные ночи я как будто накачивал свой гигантский шар, готовясь переплыть неведомый, полный опасностей мировой океан.

Элла Рентхейм (улыбаясь). Да ведь ты же никогда не сомневался в победе.