Юная звезда. Часть 1

МакЭвой Дж. Дж.

– «Зачем вы мне это говорите?» – спрашивает женщина.

– «Затем, что вы поможете мне украсть имя. Я свяжусь с вами, мисс Больё», – он вытащил свой телефон, как задумано по сценарию, начав разговаривать по нему, и ушел со съемочной площадки.

– Снято. Гениально. Мне понравилось то подмигивание, Ноа, – прокричал режиссер, встав с кресла, когда визажист подошел к женщине в красном.

–

Не думаешь, что она потрясающе вписалась бы в роль Блэр? – та же самая сучка произнесла рядом со мной, только теперь даже не потрудившись сказать это шепотом.

Я заметила, что Олли отправился поговорить с ней, но покачала ему головой. Последнее, что мне нужно, так это разговоры о том, какая я бездарная актриса и дива. Вручив ему бутылку воды, я встала и ушла.

– Не позволяй никому заметить себя, – выкрикнул Олли, но я была полностью сосредоточена на своих мыслях. Любой увидевший меня сегодня человек, подумал бы, что это я та, кто поругался со своим отцом в коридоре и провел все утро, дрожа на полу своей спальни. Он ведет себя так, словно это никогда не происходило с ним, ничего из этого.

Все другие сцены я сыграла нормально. Но в тех, что с Ноа, я просто не могла сосредоточиться, и если я не могу отделить свою личную жизнь от профессиональной, тогда какая из меня актриса? Я всегда считала себя профессионалом. Да, идиотка-профессионал.

Достав телефон, я набрала номер одного из четырех человек, входящих в список моих контактов.

– Неужели это Блэр Хоуторн, – рассмеялась Мэйко по ту сторону телефона.

– О, нет, и ты туда же! – простонала я.

– Все – грешники, – процитировала она слоган книги, а теперь и фильма.

– Разве ты не должна строить ракетное судно для НАСА или что-нибудь еще вместо того, чтобы читать непристойности? – ее мечтой было стать ракетостроителем, покорить космос и построить колонию на Марсе.

– Почему я не могу делать и то, и другое?

Хихикнув, я покачала головой. – Как поживаешь?

– Ну, великолепно, до тех пор, пока моя старшая сестра не позвонила мне в семь утра.

– Дерьмо, разница во времени. Прости, Мэйко.

– Все в порядке…

– Не в порядке, – пробормотал мужской голос по ту сторону телефона.

– Кто это был? – спросила я, находясь в недоумении.

– Причина, по которой мне не стоит читать непристойности, – засмеялась она, другие звуки сопровождали ее смех, от которых я стала чувствовать себя некомфортно. – Сестренка, я перезвоню тебе, ладно? Антигона бодрствовала всю ночь, так что я передам ей, что ты звонила, когда она проснется… Кевин… боже мой…ха ха!

Звонок резко обрывается, и я слишком ошарашена, чтобы что-то сказать.

– Вау, ты совсем не испытываешь стыда.

Обернувшись, я увидела мужчину, одетого в рваные синие джинсы, сланцы и черную рубашку.

Он так яростно уставился на меня, что вы могли бы подумать, что я оскорбила его мать, отца и всех предков. Его волосы были собраны на затылке в пучок, а на лице была легкая щетина, которая выглядела так, словно отросла за день.

– Чем могу помочь?

– Извините, я прервал ваш телефонный звонок? Ведь я тут пытаюсь оценить произведение искусства, перед которым вы стоите… до сих пор.

Проследив за его пристальным взглядом, я увидела голубую картину, которой он так увлечен, и отошла вправо.

– Лучше, ваше величество? – сарказм слетел с моих губ, когда я практически поклонилась.

– Ну, теперь, когда вы отошли…

– Ты настоящая задница, – сказала я прежде, чем рассмеяться по какой-то причине. Сегодня я не могу вздохнуть спокойно.

Он рассмеялся и пожал плечами. – Это все о перспективе. Стою я тут молча, пытаясь наслаждаться Пикассо, как вдруг какая-то женщина в обуви, в которой она едва может ходить, начинает трепаться о непристойностях. И в довершение ко всему, она носит солнцезащитные очки в музее.

– Я могу ходить нормально, премного благодарна! – сказала я, сняв очки.

Он опять засмеялся. – Это единственное, что тебя волнует? Не грубое прерывание моего обзора и не разговор о непристойностях или очках?

Я кивнула, гордо скрестив руки. – Да, поскольку я могу исправить все остальное, но если я до сих пор не научилась ходить на каблуках в свои двадцать пять, то это уже не изменить, - как я и говорила ранее, я не могу сдержать свой смех и убираю волосы за ухо. – Ладно, приношу свои извинения за то, что была…

– Задницей, – закончил он за меня.

У меня отвисла челюсть от такого заявления, но он все ждал.

– Ладно. Приношу свои извинения за то, что была задницей.

– Извинение принято. Я – Лео, – он протянул руку, а я попыталась вспомнить последний раз, когда мне приходилось представляться.

– Амелия, – я пожала его руку. Его ладонь была твердой, и я заметила следы краски и графита на ней. Не слишком далеко от окон лежал альбом для зарисовок. – Ты художник, Лео?

– Что меня выдало? А что ты делаешь в картинной галерее, если тебе не нравится искусство, Амелия? – спросил он, отходя забрать свою сумку и материалы для работы.

– Что заставляет тебя думать, что мне не нравится искусство?

Он приподнял бровь.

– Я бы не сказала, что мне не нравится искусство. Просто я никогда его не понимала. Я больше предпочитаю выражаться словами.

– Ты не думаешь, что в этой картине имеются слова? – он нахмурился, снова поднимаясь. Он встал передо мной, положив руки мне на плечи.

– Что ты…

Он повернул меня лицом к картине. – Что ты видишь?

– Мужчину, держащего гитару.

– Ладно, а что ты чувствуешь, когда видишь это?