Юность Бабы-Яги

Качан Владимир Андреевич

Тем не менее надо было выполнять пожелание клиента насчет темперамента. А его не было. Значит, необходимо было его хотя бы сыграть и так, чтобы клиент поверил. А таланта тоже не было. Вернее был, но и он сейчас устал. Поэтому получилось следующее. Томно прикрывая глаза с длинными наклеенными ресницами, она сделала попытку прорычать, как раненая пантера:

– Ну-у, раздевайся же, мой сладкий.

Затем максимально широко распахнула глаза, выстрелила в него взглядом, от которого Герасиму стало даже как-то не по себе, и одним мгновенным движением сбросила с себя длинное облегающее платье.

– Ну, давай же, любимый, – продолжала она хрипло рычать, уже не сводя глаз с Герасима

Петровича и как бы обещая растерзать его в постели в пух и прах буквально через несколько минут; будто при первом же взгляде на него ею овладела такая бешеная страсть, что она уже не в силах управлять собой.

В исполнении тут был явный перебор, но она считала, что для начала неплохо, тем более что время дорого, а Герасим Петрович внешне ей даже понравился. Он был красив, даже прекрасен по сравнению с предыдущим юго-восточным клиентом, толстым, лысым на всю голову, но зато с обильной компенсацией растительности на все остальное тело. Он был покрыт густой шерстью от шеи до ступней ног, так что она час назад переспала будто с обезьяной. Она содрогнулась, вспоминая, и вновь сосредоточилась на Герасиме, которого она сейчас удовлетворит, не только не испытывая никакого омерзения, а скорее, наоборот: ей будет даже приятно.

Хищница в кружевном черном белье взволновала Герасима, и ему не терпелось приступить. Однако страсть страстью, пусть даже и фальшивой, но специфика работы требует соблюдения определенных правил, поэтому дама, вдруг перестав рычать и сверкать глазами, просто и деловито спросила:

– Резинка-то у тебя есть?

– Какая резинка? Жевательная? – растерялся Герасим.

Даму это рассмешило.

– Презерватив, дурачок. Ну ладно, я сама поищу, – и стала рыться в своей сумочке. Нашла и собралась уже было рвать обертку, но потом, о чем-то подумав и решившись, видимо, на нарушение гигиенических норм, спросила: – Ты женат?

– Да, – ответил честно Герасим, уже обнимая ее с растущим нетерпением.

Она испытующе еще раз посмотрела на него и решила поверить, поэтому спрятала обратно в сумочку атрибут своей трудовой деятельности и произвела тут же с Герасимом первую акцию, которая теперь столь широко распространена, что уже может считаться традиционной, хотя традиция эта, говорят, пришла к нам из любвеобильной Франции. А вот классическая акция, уходящая корнями далеко за первобытнообщинный строй, должна была быть второй. Но между ними был еще интервал для передышки, в час можно было уложиться, оставалось время и на беседу, тем более что страстный Герасим от первого в его жизни, необычного секса пронесся до состояния половой экзальтации аж секунд за 30.

– Вот это да, – восхищенно сказал Герасим Петрович, гладя по волосам мастерицу международного класса.

– Понравилось? – с профессиональной гордостью спросила она.

– Еще как! – искренне похвалил Герасим Петрович. – А как тебя зовут-то? – догадался он спросить, хотя мог бы спросить до, а не после.

– Лаура, – почему-то вызывающе глядя на него, ответила она.

– А меня, – он помолчал, смущаясь, как и всякий раз, когда произносил свое имя, – Герасим… Петрович, но можно просто Гера, – поспешно добавил он.

Лауру имя Герасим не развеселило, она даже не улыбнулась, и Герасим Петрович ощутил за это к ней прилив благодарности.

– А тебя и вправду зовут Лаура? – спросил он.

– Нет, – просто ответила она, – у нас это что-то вроде клички, в нашем кругу на работе у всех выдуманные имена. Вообще-то я Лариса. Лаура – близко, вот и придумали.

– Можно, я тебя Ларисой буду звать? – застенчиво попросил Герасим.

– Конечно, – согласилась Лаура-Лариса, и Герасим Петрович

стал ее расспрашивать о вариантах классического секса до тех пор, пока ей не стало легче показать, чем рассказать. Она и показала, сильно возбудив Герасима тем, что распустив волосы, стала ими проводить Герасиму по животу и ниже. Потом, увидев результат, подняла голову, опять посмотрела на него, как заказывали, то есть – зверски и демоническим шепотом, вновь переходящим в рычание, осведомилась: – Ты хочешь раствориться во мне? Хочешь? Я сделаю это сейчас!..

– Да-да! – почти выкрикнул Герасим, хотя перед вторым фрагментом их близости он стал уже немного побаиваться хищной «шалуньи». «Раствориться» он, конечно, хотел, но все же не до такой степени, как она грозилась.

Вот тут хочется отметить, что «раствориться во мне» – совсем не повтор, ускользнувший от внимания автора. Это принципиально. Контингент, населяющий этот роман, может несколько озадачить и даже разозлить нормального добропорядочного человека. Конечно, сплошные путаны, развратники, пьяницы, фанатки и прочие. Не забывайте, однако, что все происходит в наше реальное время, а наша реальная действительность бывает куда острее и гаже. Вы телевизор-то посмотрите, криминальную хронику, эстрадных звезд послушайте – что они говорят, или на улицу пойдите ночью, и вы поймете, что описываемые здесь люди и события – просто «Приключения Чипполино» по сравнению с этим. Ну а кроме того, мы тут пытаемся рассказать историю о Бабе-яге, а не о протопопе Аввакуме. А Яга живет где? А? Вспомнили? В дремучем лесу, а не в оранжерее! А в дремучем лесу, в свою очередь, обитают разные, не всегда приятные, твари. Теперь понятно? Тогда продолжим.

В общем, Герасим Петрович всего лишь за один неполный час научился стольким интересным вещам, что ему захотелось продлить такое полезное общение еще на столько же и доплатить куратору «шалуньи», который за ней приедет, то, что полагается. Все, однако, оказалось не так просто. Ровно через час, минута в минуту, в дверь постучали и, не дожидаясь ответа, в комнату ворвался исполняющий совместные обязанности шофера, кассира и телохранителя тот самый внушительный мальчик в кожаной куртке, которого Герасим Петрович уже имел счастье видеть. Причем понятие «телохранитель» в данном случае обретало абсолютно прямой смысл: он весь вечер и ночь охранял вполне определенное тело, приносящее прибыль процветающей фирме «Шалунья». Он с порога так и сказал:

– Так, Лора, быстро собирайся и поехали, тебя Вагиз ждет, двойной тариф платит, конкретно.

На «растворенного» в Лауре Герасима он даже внимания не обратил. Герасим тем не менее попытался напомнить быку, кто здесь хозяин:

– Минуточку, минуточку, я хочу продлить…

– Заткнись, понял, – крутой мальчик слегка двинулся в сторону Герасима и сделал ему козу стандартной в его среде распальцовкой. – Нет у нас минуточки, поэл, ты че, не слышал, в натуре, Вагиз ждет.

Он сказал это так, будто весь мир знает того, о ком идет речь, и Герасим должен испытывать трепет при одном только упоминании его имени. Поэтому Герасим, если и не «поэл», то во всяком случае попытался понять, чем ему грозят возражения.

Но тут неожиданно на его стороне выступила Лаура:

– Не поеду! – вдруг завизжала она. – Хватит! К этому грубому скоту! Он по-нормальному не умеет, извращенец, не хочу! – кричала она и даже топала ногами, не забывая, впрочем, одеваться при этом.

– Ты че, в натуре, охуела? – простодушно спросил качок, слегка отступив от Герасима Петровича. – Тебе же сказано, дуре, двойной тариф.

– Минутку, – опять возник Герасим Петрович, – может, я тоже двойной заплачу. Я хочу еще на час.