Юность Богов. Книга первая: Огненная Чаша
Шрифт:
Добрёнок тоже Солнышко любил не менее сестрёнки, и по ночам во снах оно ему являлось и в Деву часто превращалось, которая, блистая удивительной Красой, мечом драконов поражала, а то и за руку его брала и за собой вела по горным тропам, и до Светила рукой подать уж было, и там, в горах высоких, беседовала с ним о том, как Чёрного им победить Дракона, который всем грозил бедой, и дух его пылал мечтой всё Зло на Яви истребить и Краса-ту восстановить. Но кем была та Дева, что Солнца лик имела, Добрёнок знать не знал, но дед Добрей его рассказам бережно внимал и одобрительно кивал, а бабушка Добрина лишь по головке гладила его и говорила: «Поживём, увидим». Может, снами теми будущее прорывалось, спеша мальчонку подготовить к событиям лихим?
Добрёнок и Добринка всю
Никто не знал, что дальше будет, что времени река к ним принесёт. Старейшины пытались через Навь и даже Правь узнать у Предков, что на Небесах пред воплощеньем новым отдыхали: они на что-то намекали, трёхслойно мысль позакрутив и в образы её таинственные обратив, – попробуй разберись, так это, или эдак, иль завтра будет, или грянет через тыщу лет, но ясно было, что-то будет: об этом Звёзды смутно говорили; всё чаще Явь сама тряслась от ярости подземного огня; гудели сами Небеса – в них мысли злобные летали, пространство заражали, сознание людей терзали то в снах, то наяву.
Добрей с Добриной в Царство Тёмное не раз летали, в Доброславии оставив плоть, и самолично наблюдали, как сила злобная растёт и Чёрная Страна буквально яростью клокочет на всё и вся: вот-вот она взорвётся и лавой чёрной потечёт – и прямо на Север и Восток, где люди проживали и бед ещё не знали. В центр самый Драконата Добрей с Добриной забирались – так Маракару Хозяин Яви называл, и мысли чёрные его читали и духом содрогались от злобных помыслов его: Хозяин Яви людей так яро ненавидел, что когда про них он слышал или видел, то в ярость приходил и чёрный огнь, и смрад он изрыгал из нескольких пастей своих. Однажды Добрей с Добриною посольство снарядили к Властителю планеты от мира человеков, чтоб по душам поговорить, но только чудом от злобной ярости его спаслись. И главное – им были непонятны причины ярости такой: никак драконам люди не мешали и жили сами по себе, но, выходит, тем мешали, что на Яви проживали…
Добрей с Добриной обшарили всю Маракару, которой не было конца – на Юг и Запад простиралася она, вулканами кипя, громами ярыми гремя, ветрами всё и вся снося, и Мрак всё гуще накрывал её. Всё глаз Старейшин Доброславов примечал и отмечал, но вывод должный не сделали они: ведь Чашу Враг украл, а можно было б это всё предвидеть и спрятать Чашу от Врага – да только вот куда? Глаз Чёрного Дракона всюду проникал, пространства он пронзал и мысли Доброславов, кажется, читал: многим виделось, как Чёрный Коготь сознанье их царапал и Ужас нагнетал, а потом злорадно хохотал – детей особенно он этим доставал.
Доброславы, глядя на своих Старейшин, молчали хмуро, не зная, что им думать, тем более сказать. Безмолствовало Солнце наверху, взбираясь выше, выше, чтоб разглядеть всё и понять: впервые сегодня доброславы не пели гимн ему, и тень тревоги серой над Долиной свои простёрла крылья и на них кружила, себе ища покоя. Одни лишь только Горы стояли ещё крепко, и Ветер, над толпою полетав, со вздохом к ним умчал. Тогда Добрей сказал:
– Всем предлагаю разойтись, а вечером для обращенья к Ра сюда сойтись, а чуть позже Совет здесь соберётся, чтобы подумать, как Чашу нам вернуть: её потеря большими бедами для нас грозит.
И все с Холма пошли, но не сразу, а с оглядкой на Богов, чьи обгорелые фигуры теперь торчали сиротливо на фоне Лестницы разбитой. Добрёнок малый, который с дедом шёл всех позади, сказал ему сердито:
– А что тут говорить, когда нам надо драться со Злодеем и Чашу нашу вы-ручать! А то вдруг Солнце, дед, погаснет – что делать будем мы тогда?
Добрей внучонка руку взял – и ток горячий побежал по жилам всем его. «Огня-то сколько в малыше!» – Добрей подумал, ища глазами внучку, которая бежала к ним вприпрыжку – в гору иль под гору, ей было всё равно, лишь только бы бежать или летать, и глазёнки ярче Солнышка сияли у неё; Добрей души не чаял в ней, такой весёлой,
Деда с бабой до дома проводив, что под Холмом стоял, Добрёнок и Добринка к речке поспешили – на песке друзья там собрались и поджидали только их.
Детишки, слетевшись в стайку у Быстринки-речки, повели неспешный и даже взрослый разговор: конечно, о Драконе и о Чаше, а также о Богах, которые Огнём ударили внезапно и едва Дракона не сожгли. Поговорив о том немного, детишки сразу к делу перешли: как Чашу им спасти? Об этом шёл горячий разговор. Решений много предлагалось, и пыл воинственный в сердцах всех малышей лишь только возгорался. Поблизости русалки в омутке плескались, разговору их внимали и ещё советы кой-какие подавали.
На Холме в указанное время Старейшины все собрались, но было так им тяжко от груза всех тревог, которые внезапно обрушились на них, что долго все молчали не в силах говорить; в сознании у них мелькала трагедии вчерашней тень… сейчас все осознали, что Чашу потеряли, но лишь Добрей с Добриной понимали ужасный смысл того, что накануне здесь произошло: событий грозных началом было то – стеною плотной Мрак на Западе вставал, и Камень стрелы чёрные уже давно метал, о чём-то грозном он предупреждал – об этом догадаться было уж несложно. Беда была лишь в том, что доброславы привыкли жить в Добре и Краса-те и тяжести беды, что подступала, никак не понимали: до этого им было как-то далеко, да и потом надеялись все на Богов. Лишь стоит Их позвать, как явятся Они и Чашу им вернут.
Зла они не знали, доверчивы, как дети, были и всюду видели одно Добро, обо всём они судили по себе, и что кто-то может нож на них точить – вот этого совсем не понимали, ибо никогда не представляли, что кто-то может мысль о том держать. Убийство – понятия такого не было в сознании у них: Любовь ко всем здесь существам гнездилась в их сердцах, и даже страха в общем-то не ведали они, не говоря уже о ненависти и о злобе, – словом, с Миром были существом одним и потому не боль, а радость в Мир каждым помыслом своим несли. Тем более они не понимали, как Хозяин Яви, Друг ближайший самого Владыки Ра, такое мог бы сотворить и кражу учинить. Понятия и кражи не было у них! Ну как тут было говорить и что-то обсудить?! Они и думать-то не смели, что некая Беда – и этого понятия не знали и не понимали – может им грозить. Они в неведенье счастливом жили и из него не торопились выходить, и все заботы их лишь Доброславии касались.
А та Беда, о которой с такой печалью Добрей с Добриной говорил, – так она была же за Горами, да и к тому же Суры были ближе к ней – вот пусть и думают о ней. А Чаша? Что Чаша? Была она, и нет её теперь. И что? Мир как стоял, так и стоит, на землю не пали Небеса, и Солнце в них по-прежнему сияет – так какая тут Беда? Зачем тут страхи призывать и детишек маленьких пугать? Всё обойдётся как-нибудь, а коли Чаша столь важна, то есть на это Ра – пусть Боги разбираются промеж собой, раз Чашу ту установили. И потому давно, за исключением Добрины и Добрея, даже к Зеркалу Обзора дорогу позабыли, и пауки уж паутиною его покрыли. Добрина и Добрей также к Зеркалу давно не подходили, пока их Третий Глаз в пространство Маракары свободно проникал, но Хаос там стеной кипящею вставал и видеть им мешал, потом и слух пропал. И только Зеркало ещё могло вдаль проникать и что-то узнавать.