Юность длиною в сто лет. Читаем про себя. Моледежь в литературе XX-XXI вв.
Шрифт:
«Нужно нового человека по-новому делать»
А. С. Макаренко «Педагогическая поэма»
Что бы вы сказали, если бы в спальне девочек обнаружили поутру мертвого младенца? Или если вдруг педагог доверит немалую сумму казенных денег бывшему вору? Таких ситуаций в «Педагогической поэме» А. Макаренко множество. Собственно, в книге, которую он писал 10 лет (1925–35 гг.), замечательный педагог обобщил опыт работы с «трудными» ребятами. А «трудными» после 8 лет социальных передряг в России (1914 –1922 гг.) были едва ли не все (в той или иной степени) вступившие в эти годы в жизнь. Но в самой большой мере – беспризорники, легко пополнявшие ряды криминалитета. Вот для перевоспитания таких оступившихся – вчерашних
Каждый истолковывал успех эксперимента Макаренко на языке своей эпохи.
А сам педагог секретов вовсе не скрывал, и если облек рассказ о своем опыте в художественную форму, то лишь для большей выразительности. На самом деле, «Педагогическая поэма» – полудокументальное повествование, где порой даже подлинные имена-фамилии автор сохранил. Принципы его работы: осмысленный и оплачиваемый труд, самоуправление, доверие – где же тут что-то от «держиморды»? В сущности, весь процесс «перековки по-Макаренко» сводился к нехитрой мысли: если ты хозяин в своей стране, то зачем тебе воровать и гадить в собственном доме?! Правда, к открытию этой истины каждый шел своим, порой очень петлистым путем. И вряд ли хоть один дошел бы до нее, если бы не «контекст эпохи» – не убежденность в том, что все участвуют в строительстве самого справедливого и счастливого общества на Земле.
Вот почему попытки повторить успех Макаренко вне этого контекста проваливались.
Ну, а для нас сейчас книга Макаренко – памятник эпохи, ее энтузиазма, ее свершений, ее иллюзий, а главное – памятник великой веры автора в силы человека и его любви к людям, даже к таким (в особенности к таким), на кого и смотреть-то не хочется.
Продолжением «Педагогической поэмы» во многом стала его книга «Флаги на башнях» (1938 г.), которую критики находят более совершенной художественно.
«…когда интеллигент что-нибудь делает из принципа, это значит, что через полчаса и он сам, и все окружающие должны принимать валерьянку».
«На самом древнем круглом пространстве, огороженном трехсотлетними стенами саженной толщины, с облезлым бестолковым собором в центре, на каждом квадратном метре загаженной земли росли победоносным бурьяном педагогические проблемы».
«Хорошо было то, что я всегда ощущал себя накануне победы, для этого нужно было быть неисправимым оптимистом».
«Красота есть функция труда и питания».
«Программа имеет великое значение в жизни человека. Даже самый никчемный человечишка, если видит перед собой не простое пространство земли с холмами, оврагами, болотами и кочками, а пусть и самую скромную перспективу – дорожки или дороги с поворотами, мостиками, посадками и столбиками, – начинает и себя раскладывать по определенным этапикам, веселее смотрит вперед, и сама природа в его глазах кажется более упорядоченной: то – левая сторона, то – правая, то – ближе к дороге, а то – дальше».
«А мне уже было известно, что самые первосортные мальчики
«В рыжем ореоле изодранного, испачканного бабьего платка на вас смотрит даже не лицо, а какое-то высшее выражение нетронутости, чистоты, детски улыбающейся доверчивости».
«Я требовал воспитания закалённого, крепкого человека, могущего проделывать и неприятную работу, и скучную работу, если она вызывается интересами коллектива».
«Во все времена и у всех народов педагоги ненавидели любовь».
«Коллектив есть группа взаимодействующих индивидов, совокупно реагирующих на те или иные раздражители».
«Несмотря на то, что отряд этот состоял из хороших, милых мальчиков, он натащил в нашу комнату несколько поколений вшей».
«Бандиты утром проснулись, как невинные младенцы, и пошли на работу».
«– Говорят все-таки, что вы сажаете хлопцев под арест? – Лично ты можешь не беспокоиться: арест существует только для моих друзей».
«Надо этим хлопцам нравиться, надо, чтобы их забирала за сердце непобедимая, соблазнительная симпатия, и в то же время до зарезу нужна их глубочайшая уверенность, что мне на их симпатию наплевать, пусть даже обижаются, и кроют матом, и скрежещут зубами».
Фильм Алексея Маслюкова и Мечиславы Маевской (1955 г.). В ролях: В. Емельянов, М. Покатило, Н. Крачковская, Ю. Саранцев, Р. Быков, П. Кадочников, Г. Юматов и др.
«Педагогическая поэма», 1955 г.
Тост за здоровье героя эпохи – но более, чем двусмысленный!
Ю. К. Олеша «Зависть»
В 1927 году вышел один из лучших романов 20-х, вообще очень богатых на шедевры словесности, – роман Юрия Олеши «Зависть». Через тридцать лет автор его не без гордости и чисто польского щегольства заметит: «У меня есть убеждение, что я написал книгу «Зависть», которая будет жить века. У меня сохранился ее черновик, написанный от руки. От этих листов исходит эманация изящества». Впрочем, начиналась книга вопреки всем табу русской классики с самого физиологического момента: «Он поет по утрам в клозете. Можете представить себе, какой это жизнерадостный, здоровый человек».
«Он» – это начальник советского пищевого треста Андрей Бабичев. А рассказывает о нем его жилец, почти бродяга из «благородных» (ну, хотя б «образованных») Николай Кавалеров. Бабичев, добрая душа, пригрел этого паразита, а тот весь желчью исходит. Абсолютная несовместимость когда-то романтика, литературного батрака – и суперуспешного бюрократа новой России? Да, конечно. Андрей Бабичев мечтает решить главную проблему времени – накормить граждан СССР дешево и сердито, а именно создать сеть качественных столовых для трудящихся. Но Кавалерову-то летать (в смысле – «парить») охота! Да и просто горько сознавать себя обноском на обочине новой жизни.
То, что Кавалеров – тоже личность, автор убеждает нас тем хотя бы, что именно ему отдает свои самые головокружительные, самые яркие метафоры, которые, конечно, спорят сутью своей с простым и рациональным миром Андрея Бабичева.
То есть, чувства Олеши, скорее, на стороне Кавалерова? Неуютно ему среди людей новой России… Наверно, поэтому автор так щадит своего героя и находит ему, в конце концов, теплый угол «напостоянку» и добрую вдовушку в нем, и друга – более яркого и сильного, но такого же неисправимого романтика. И им окажется старший брат Бабичева – Иван.