Юность кудесника
Шрифт:
– Платить – сейчас? – с подозрением спросил он.
– С первого жалования рассчитаешься, – сказал Портнягин – и это почему-то сразу же успокоило Толь Толича.
– Ну так давайте я, Глеб Кондратьич, хотя бы за коньячок заплачу… – засуетился он. – А то как-то, знаете, не камуфло…
Видимо, хотел сказать «комильфо».
***
– С ума свихнул? – зловеще осведомился старый колдун Ефрем Нехорошев, после того как вернувшийся домой Глеб, заливаясь счастливым смехом, поведал о
– А при чём тут ментовка? – с циничной ухмылкой отвечал ему Портнягин. – Из ментовки его уже выперли…
– Голова ты стоеросова! – вскинулся колдун. – Бумагу-то ему полковник писал! Полковника-то ещё, чай, не выперли! Удачу нам спугнуть хочешь? Так это запросто…
– Ефрем… – попытался урезонить учителя Глеб. – Ты что, не понял, в чём фишка? Не было тут колдовства! Вообще не было… Прикалывался я! А теперь прикинь: припрётся он сейчас к Эгрешке в «Валгаллу»… Мало того что бывший мент, так ещё и с такой бумагой!
– Да? – гневно пробурлил старый чародей, испепеляя озорника тёмным взором. – А репутация для тебя что-нибудь значит? Завтра же по городу разнесут, что мой ученик подрядился сколдовать – и не смог! Это как?
Уже то, что Ефрем Нехорошев, на дух не переносивший иноязычных речений, употребил слово «репутация», издевательски его при этом не исковеркав, свидетельствовало, насколько взбешён был старый кудесник. Портнягин закряхтел и в затруднении почесал ногтями короткую стрижку за ухом.
Влекомый жаждой мести, о репутации он как-то не подумал.
Тягостное молчание было прервано сигналом сотовика.
– Говорите… – буркнул Портнягин.
– Глеб Кондратьич?.. – рассыпался бисером теперь уже знакомый голос Толь Толича. – Благодетель вы мой!.. Век вас не забуду! Приняли меня в «Валгаллу»! Начальником охраны приняли!..
– А-а…ре… к-комендация? – Ученик колдуна очумел до такой степени, что начал заикаться. Впервые в жизни.
– Сошла за положительную! – слезливо кричал Лютый. – Как вы и говорили, Глеб Кондратьич! Пришёл я к Эгрегору Жругровичу, очередь выстоял в кабинет… Вхожу, подаю характеристику… Ох, и долго он читал, ох, долго! Я чуть не помер, пока он её читал… Потом отложил, стал на меня смотреть. Смотрел-смотрел – и говорит этак, знаете, раздумчиво: «Значит, хороший ты человек, если тебе эта сука такую рекомендацию дала…» И взял!!!
ЧЕМУ УХМЫЛЯЛСЯ БЕС
…и кошмар уселся лапками на груди. Михаил Булгаков
То ли с годами старый колдун стал мягче и уступчивей, то ли новый его ученик являл собою чудо упрямства и настырности, но с приходом Глеба Портнягина пропахшая зельями и травами квартирка на верхнем этаже дряхлой хрущёвской пятиэтажки пошла трещинами не только в прямом смысле. Переменами тянуло из всех щелей.
Персональный сайт Ефрема Нехорошева неуклонно наращивал рейтинг – к великой досаде кота Калиостро, которому теперь категорически запрещалось свешивать
– Мяу, – произнёс он с оскорбительной внятностью.
Следует пояснить, что друг другу кошки никогда не говорят «мяу» – ломаный кошачий употребляется ими исключительно для общения с людьми (английская пиджин-мява использует в подобных случаях не менее издевательское словечко «мью-мью»). Единственное отступление от правила – это разминка голосовых связок перед дракой, когда коты стоят носом к носу и каждый старается уязвить соперника пообиднее. Здесь «мяу» вполне уместно: чурка ты, дескать, человекообразная – как ещё с тобой говорить?
Глеб Портнягин на оскорбление не отреагировал – и Калиостро с брезгливым выражением спины прошествовал в самый тёмный угол, где произвёл нехитрый кошачий приём, а именно: рассыпался на молекулы и собрался воедино уже за пределами комнаты.
– Во дурёха! – поделился Глеб, не отрывая глаз от монитора. – Послушай, что пишет… «Уже три года я пытаюсь самостоятельно выйти в астрал, и каждый раз меня останавливает моя девичья стыдливость. Ведь Вы говорите, что астральное тело на вид ничем не отличается от физического. Меня смущает даже не то, что я окажусь там совершенно голая, а то, что вокруг будут голые мужчины, возможно, в их числе иудеи и мусульмане. Успокойте меня: скажите, что в астрале принято хоть чем-нибудь прикрываться…»
– Слышь! – вспылил колдун, с треском захлопывая ветхую чёрную книгу времён самиздата. – Ну вот куда она лезет и зачем, семиделка шутова? К высшим тайнам приобщиться или мужские причиндалы разглядывать?
– Тут от неё ещё один вопрос, – с ухмылкой доложил Глеб.
– Давай.
– «Вы пишете, – явно развлекаясь, огласил юноша, – что Мембрана, отделяющая астрал от Царства Небесного, играет также роль Преобразователя, поскольку пребывающие там души значительно превосходят по размерам души живых людей. На входе в ЦН душа увеличивается, на выходе – сжимается…»
– Дальше… – прогудел колдун, мрачнея на глазах.
– «Однако Христос сказал, что в Царстве Небесном „ни женятся, ни выходят замуж, но пребывают, как Ангелы Божии“. Значит ли это, что, пройдя через Преобразователь, душа лишится также половых признаков?»
– Мужика ей надо, – хмуро заметил Ефрем. – Но это уже её проблемы. Значит, ответь этой дамочке так… Хотя нет, погоди! – Встал, приблизился. Сурово сдвинув брови, вперил тяжелый взгляд в монитор: – Оставь без ответа!
– Почему?
Кудесник лишь загадочно усмехнулся. Заподозрив неладное, ученик всмотрелся пристальнее – и вдруг отпрянул от экрана.
– Ах, ты, падла! – изумлённо выдохнул он.
Энергетика у буковок была мужская. И не просто мужская – знакомая была энергетика…
– Умник какой-то развлекается… – проворчал Ефрем.
Лихорадочно протерев кулаком третий глаз, юноша напряг астральное зрение – и отпрянул от экрана вторично:
– Он! Зуб даю на холодец – он!
Направлявшийся к табурету чернокнижник приостановился: