Юность Маркса
Шрифт:
Первое столкновение Национальной гвардии с рабочими произошло возле Гранд-Кот на рассвете. Сток шел рядом с Буври и двумя тысячами других жителей Круа-Русс. Все они были безоружны. У ворот города их встретили вооруженные национальные гвардейцы.
— Дайте пройти! — закричали рабочие, останавливаясь.
— Поверни назад! — раздалось в ответ.
Сверкнули обнажившиеся шашки, многозначительно выпучили черные пустые глаза ружья.
— Братцы, вперед! — надрывая слабое горло, скомандовал Андрэ и, выбежав из толпы, первым бросился
Раздался залп. Андрэ упал. Кровь расползлась по серой осенней земле.
На одно мгновение ужас обуял толпу наступающих, по только на мгновение.
— Вперед, братцы! — ответили сотни голосов, и люди тесными рядами двинулись на врагов.
Рабочие швыряли камни, тут же выворачивая их из мостовой, дрались кулаками, палками.
Убитые и раненые падали у ног товарищей.
Из груды вражьих тел Сток соорудил баррикаду. Ружья убитых Буври передавал сражающимся рабочим.
На подмогу из предместья сбегались дети и женщины. На площади они разгромили лавку оружейника и несли отцам, мужьям и братьям пули, пистолеты, ружья, ножи, шашки и шпаги. Наконец перевес оказался на стороне осаждающих город. Легион Национальной гвардии дрогнул и начал отступать.
С криками «Жить трудясь или умереть в бою!» рабочие порвались в Лион.
Наученные печальным опытом этого утра, они бросились тотчас же строить баррикады, ломая мостовые, выкорчевывая уличные тумбы и фонарные столбы, опрокидывая встречные фургоны, подтаскивая отовсюду бревна, доски, матрацы, шкафы и столы.
В важных стратегических пунктах рабочие очищали жилые дома, готовясь к отчаянной защите, организуя засады на крышах, устанавливая отбитые у гвардейцев пушки в окнах домов.
Городской центр и окраины были оцеплены гвардией и линейными батальонами регулярной армии. Рабочие ждали подкрепления из фабричных пригородов, которым предстояло с боями пробивать себе путь к товарищам. Женевьева и ее подруги спешно шили черные знамена. На знаменах был все тот же, не сходящий с уст в этот день, лозунг.
Катерина Буври готовила похлебку и резала хлеб. Все дети предместий — от семи-восьми лет — участвовали в наступлении на город. Они без устали доставляли патроны, держали связь между отдельными группами рабочего войска, проникали для разведки во все концы города, относили старшим еду, помогали раненым.
Разбуженный стрельбой, Бувье вскочил с постели и позвонил. Жером не явился на вызов. Барон вспомнил Июльскую революцию: тогда, как сегодня, слуги тоже не было на месте.
Через полчаса префект вошел в штаб командующего войсками. Его встретил адъютант Дюваль, продолжая чистить серебряной пилкой длинные розовые ногти.
— Сожалею, что барон был разбужен сегодня орудийной серенадой, — сказал адъютант развязно и, забренчав шпорами, вышел на крыльцо.
Генерал Роге появился, молодцевато покручивая ус. Он, предвидя ордена и благодарность правительства, был в отличнейшем настроении.
— Слышите, мой друг, до чего довел вас либеральный
— Я требую, — прервал Бувье-Дюмолар, — немедленного прекращения бойни и гарантирую вам спокойствие со стороны рабочих. Вы же ответите за войско. Дайте немедленно приказ остановить стрельбу. Я сегодня же поеду к восставшим в Круа-Русс и добьюсь мира.
— Господин префект, город на осадном положении, и власть в нем принадлежит армии.
— Господин командующий, я не отрешен от дел и требую прекращения гражданской войны, затеянной вами.
— Извольте, еще раз я готов передать инициативу в ваши руки. Помните, однако, что спокойствие граждан мне не безразлично. Пусть нас рассудит король. Я приостановлю наступление. Это будет в последний раз. Поезжайте к инсургентам. Генерал Ордонне будет вас сопровождать.
18
Утром в день восстания Жан Буври покинул матрац на чердаке и, дрожа от озноба, спустился в мастерскую. Там он не нашел никого.
Жан вышел на улицу. Мимо него бежали к воротам, где произошло избиение рабочих, встревоженные женщины и возбужденная детвора. Гудел набат. Услышав ружейный залп, Жан выпрямился. Странная перемена произошла внезапно в умирающем: он как бы почувствовал, осознал, каков запас сил в его теле, пожираемом болезнью. Жан мог протянуть еще месяц-два калекой, но мог, исчерпав себя в два-три дня, насладиться последней вспышкой жизни. Могучим напряжением воли преодолев слабость и головокружение, больной пошел в сторону выстрелов.
По дороге он обдумывал план дальнейшей борьбы, вспоминая уроки Июльской революции и долгие беседы с внушавшим благоговейное уважение всем, кто его знал, Буонаротти. Потомок Микеланджело, зарабатывавший пропитание уроками музыки, посвятил всю свою жизнь революционной борьбе. Старый патриарх революции мечтал о международном сообществе, которое утвердит равенство во всем мире и установит социальный строй, проповедуемый Бабёфом.
Жан считал себя коммунистом.
Подходя к площади, на которой происходила битва, слушая крики борцов, ткач видел перед собой не Круа-Русс, не Лион, а всю Францию, охваченную восстанием.
«Нужно поддержать это маленькое пламя, покуда оно не перебросится дальше, и если не удастся поджечь троны всей Европы, то пусть хоть сгорит дерн, заглушивший свежие ростки июльских дней», — думал молодой Буври.
Он задержался у разбитой, опустошенной лавки оружейника и вошел внутрь. Обшарив поломанные ящики, шкафы, стойки, он не нашел ничего, кроме ржавой старой пики. С трудом волоча ослабевшей рукой это оружие, Жан присоединился к толпе рабочих, бегущих на подмогу товарищам.