Юность подарит первые шрамы
Шрифт:
– Побереги психику наших родителей, братец.
– Рэми, о чем ты? – задал вопрос Грэд.
– У его новой пассии ужасная репутация, это мягко говоря.
– Тут намечается что-то интересное, – сказала Тира, поднося к губам наполненный бокал.
– Тира, хватит, – негодовал Торджер.
– Элеттра уже все растрындела? – усмехнулся Элай.
– Да, и я до сих пор не могу прийти в себя! Где были твои мозги, Элай?!
– Рэми, да что происходит?! – не выдержала Риннон.
– Молчи, иначе пожалеешь, – пригрозил Элай, врезавшись озлобленным взглядом в
– Ты мне еще угрожаешь?! Если б ты знал, как ты мне противен после такого!
– Ты мне тоже была противна, когда тебя и твоего парня с драной задницей чуть не застукал заместитель директора школы! – сказал Элай, резко встав и опрокинув стул.
– Элай, прошу тебя, – вмешался Грейсон, с беспокойством глядя на родителей, что пребывали в полном замешательстве.
– Ну уж нет, она напросилась! – смеясь, сказал Элай.
– Заткнись! – закричала Рэми.
– Пап, мам, вы в курсе, что ваша прелестная дочурка чуть не вылетела из «Греджерс»? Она хотела перепихнуться со своим дружком в резиденции во время бала, и их чудом не спалили!
– Что?! Рэми, это правда? – спросил отец, вскочив с места.
– Грейсон! – заорал мистер Мэтисон.
– Я, пожалуй, еще выпью… – сказала Тира.
– А-а… А Элай чуть не отымел мою одноклассницу у всех на виду на вечеринке Рокси Уэллер! Это обсуждает весь Голхэм, а скоро слухи дойдут и до Бэллфойера!
Риннон, обычно блестяще разрешающая любые конфликты, впала в ступор, глядя на сына и дочь, что в этот вечер были сами на себя не похожи. Грэд сел за стол, схватившись за голову. Тира и Торджер молча переглядывались, время от времени бросая полные презрения взгляды в сторону семейства Арлиц. Элай и Рэми не сводили друг с друга глаз и готовились к очередной атаке, а Грейсон глядел куда-то немигающим взглядом и мысленно молил Бога, чтоб этот вечер-недоразумение наконец закончился.
– Не догонишь! – крикнула Пэри, забежав в гостиную.
– Я убью тебя! Тыщ-тыщ! – побежал за сестрой Шэди, держа в руках здоровенный фаллоимитатор, который он использовал в качестве пистолета.
– Шэди, где ты это взял?! – заверещал Торджер.
– Мне это Пэри дала, – ответил мальчик.
– А я это нашла в комнате Рэми, – сказала Пэри.
Все присутствующие синхронно повернули свои головы к покрасневшей, вспотевшей от волнения, не знающей, куда себя деть, Рэмисенте.
– Ну а что? Это ведь тоже в некотором роде игрушка? Почему бы и нет? – захохотал Элай.
Мэтисоны пробубнили что-то вроде благодарностей и извинений и поспешили покинуть дом семьи Арлиц, в начале вечера казавшийся им таким светлым, благородным, а теперь – грязным и порочным. Такого же мнения они были и о семье Рэмисенты.
– Как родители? – Рэми подбежала к Грейсону, что успел проводить свою семью до дома и, вероятно, выслушать от отца и матери все, что они думают о его девушке.
– Они… запомнят этот вечер надолго.
– Грейсон, мне так жаль! – сказала Рэми и заплакала.
– Если бы ты не прицепилась к Элаю, все закончилось бы не так плачевно.
– Я знаю…
– Ладно…
– Позвони мне, хорошо?
Грейсон ничего не ответил.
– Блеск, сестричка, – услышала Рэми насмехающийся голос брата за своей спиной. Она обернулась, Элай стоял у двери. Рэми молча прошла мимо него.
– И почему ты со мной не разговариваешь? По-моему, роль обиженного по праву принадлежит мне. Из-за тебя родители устроили мне целый допрос. Кто тебя просил все им рассказывать?!
– Я все рассказала не для того, чтобы тебе насолить, – остановилась Рэми. – Мне мерзко из-за того, что мой брат участвовал в этом! Я не могла по-другому достучаться до тебя.
– Ты так бесишься из-за того, ЧТО я сделал, или же из-за того, С КЕМ я это сделал?
– …Ты все знаешь?
– Да, я в курсе о вашей беспонтовой войне. Обычные бабские разборки вы раздули до вселенских масштабов.
– Никки и ее подруги издеваются над Эл! Она на грани, понимаешь?!
– Да не похожа она на затравленную жертву! Я видел ее у Рокси, она была счастливая, довольная вместе со своим парнем.
– Ты просто не знаешь Эл. Она умеет притворяться… Элай, я не хочу, чтобы ты встречался с Дилэйн. Я сердцем чую, что этот человек втянет тебя в беду. Эл считает, что Диана Брандт – сущий дьявол, но после того, что вытворила Никки, я думаю, что в этой четверке Дилэйн представляет истинное зло.
Элай не выдержал и рассмеялся.
– Ну, девки, вы даете!
– Тебе смешно?!
– Рэми, ну это правда звучит нелепо. Какое зло? О чем ты говоришь? Никки обычная самовлюбленная телка, очень горячая, между прочим, в моем вкусе. И я не брошу ее из-за ваших глупых бабских разборок, уж извини. Плевать я на все это хотел.
Элай и Рэми часто ссорились, спорили и пакостили друг другу. В общем, они ничем не отличались от других братьев и сестер. Ребята могли даже подраться и наговорить друг другу сотню мерзких оскорблений, но в то же время они все равно любили друг друга, пусть и латентно, и понимали, что если вдруг кто-то из них окажется в опасности, то каждый, не раздумывая, пожертвует своей жизнью ради другого. Рэми любила Элая и знала, что он тоже любит ее, и никогда не обижалась на него, потому что довольно часто она сама выводила его, из-за чего ему приходилось лишь защищаться. Элай любил Рэми больше себя, сильнее, чем отца и мать, чем кого-либо на свете. И как же он ненавидел себя, когда доводил сестру до слез, вот как сейчас.
Когда Рэми убежала в слезах и после громко хлопнула дверью своей комнаты, тем самым давая понять, что она не желает никого видеть и слышать, Элай не мог найти себе места, ходил взад-вперед, представлял, как Рэми рыдает из-за него, и его ненависть к собственной персоне все росла и росла, заполняя собой все его тело, все его мысли. Элай обрадовался, когда обнаружил, что дверь комнаты Рэми не заперта. Он зашел внутрь, сестры нигде не было. Подошел к двери ванной и, дернув несколько раз за ручку, понял, что Рэми находится внутри.