Юность в яловых сапогах
Шрифт:
Я поднес к ее лицу зажигалку, и она прикурила от вспыхнувшего огонька.
– Мне пора! – сказала она, выдувая облако дыма. – Мама ждет.
– Мы еще увидимся? – спросил я.
– А ты хочешь? – она серьезно посмотрела мне в глаза.
– Хочу…
– Ладно, - девушка вытащила из сумочки блокнотик и ручку. Потом поискала глазами на что бы ей упереться, но ничего подходящего не нашла. Тогда она тяжело вздохнула и, положив блокнотик на сумочку, постаралась что-то нацарапать на листочке. Вырвав белый клочок бумаги, Лера протянула его мне. – Вот телефон и адрес.
Я взял протянутый листок и, аккуратно сложив его, положил в карман кителя.
– Позвоню. Может в следующее воскресенье…
– Звони! Чао! Я пошла! – она притянула меня к себе и чмокнула в щеку мокрыми губами.
– Пока! – кинул я и стал смотреть, как девушка, болтаясь на ходу, направилась к стоявшему неподалеку такси. Она открыла дверцу со стороны противоположной от водителя и о чем-то стала с ним беседовать, потом, видимо, получив добро, она рухнула в салон и захлопнула за собой дверцу «волги».
Машина завелась и плавно отъехала от обочины. Через несколько секунд такси скрылось за поворотом. Я еще постоял немного и докурив сигарету, вернулся в фойе. Народ стал рассасываться. Девушки повалили к гардеробу, а на ступеньках стала расти толпа прощающихся. Музыка еще играла и еще не все разошлись, а Чуев уже подошел к аппаратуре и что-то говорил Бобру. Тот согласно кивал головой.
– Карелин! – повернулся в мою сторону командир роты, заметив мое приближение. – Заканчивайте, убирайте и на вечернюю поверку! Понятно?
– Понятно, - кивнул и я головой, как до меня кивал Бобер.
Вот эту дискотеку я и вспоминал, лежа на неудобных стульях и ежась от холода зимней ночи. В нашей размеренной, заранее организованной и довольно скучной курсантской жизни такие события иногда взрывали мозг совей новизной, необычностью и каким-то совсем гражданским духом. Порой воспоминания о произошедшем, обдумывание, анализ, обсасывание малейших подробностей было способом расслабиться, отвлечься от сурового быта чисто мужского коллектива.
Ночь медленно кончалась. Через полчаса я должен будить дежурного, а там еще через полчаса в роту придет ответственный офицер присутствовать на подъеме и самое тяжелое время наряда минует. Я встаю и иду в кубрик будить Тупика. Он сидит на табурете и, положив голову на подоконник, подложив под нее шапку, крепко спит.
– Олег, - шепотом бужу я его. Он поднимает голову и смотрит на меня не понимающим взглядом. – вставай, уже половина пятого.
– А… сейчас… - мой сонный друг трясет головой и тяжело поднимается с нагретого места.
Мы вместе выходим в коридор где находится дневальная тумбочка. Здесь сразу же ощущается разница температур. Все-таки в кубрике намного теплее.
– Ты пойдешь вздремнуть? – спрашивает меня честный товарищ.
– Нет, боюсь развезет еще больше, времени совсем мало, - отказываюсь я, рассуждая вслух.
– Смотри, как хочешь! Покурим? – он достает сигарету и протягивает ее мне.
– У меня есть пока свои, - отказываюсь я.
– Мальборо? – удивляется он.
– А у тебя что, Мальборо? – удивляюсь и я в свою очередь.
– Да. Родители прислали блок.
– Тогда, конечно, давай! –
– Пошли…
В туалете мы широко растворяем окно и закуриваем. Мгновенно становиться холодно и наши щеки краснеют от морозного ветерка, облизывающего полусонные лица, но открытое окно залог безопасности и хорошее средство ото сна.
– Ты тактику сделал? – спрашивает Тупик, выпуская струю горячего дыхания против ветра и дым расползается в разные стороны.
– А что нам задали?
– Карту расположения полка в обороне.
– Да, нарисовал…
– Дашь посмотреть?
– Ладно…
Мы молча курим, думая каждый о своем. Ночь кончается.
* * *
Я достаю почти пустую пачку сигарет и мысленно подсчитываю количество выкуренного за наряд. Ого! Целая пачка, даже чуть больше! Двадцать одна штука. Во рту ощущается не выветриваемый и не смываемый смрад никотина. Невольно вспоминается анекдот: в батальоне хорошо, в роте плохо! Каждая следующая сигарета куриться не в удовольствие, а скорее по привычке или какой-то непонятно кем выдуманной необходимости. Есть свободное время – кури. Такой девиз в наряде. Видимо мы считаем, что перекур и вправду это отдых. Хотя почему так, никто сказать не может. Никто даже и не думает, что курение вредно. Нет, конечно, мы знаем об этом, но не осознаем этого вреда на своем организме. Тот, кто не курил до училища, обязательно закурил. Не курящих в роте нет. Одни курят «по-черному», другие чуть меньше, но курят все. Вот на летном отделении картина немного другая. Они, будущие летчики, те, кто «жизнь свою не может представить без неба» стараются заботиться о своем летном долголетии и «берегут платье снову, а честь - смолоду». Летчики курят меньше, но, тем не менее, курят тоже.
Я вспомнил, как все тот же Тупик на первом курсе учил курить одного курсанта. Тот был некурящий и не помышлял даже начинать. Но этот «змей искуситель» подкрался к нему в самый тяжелый момент, когда для несчастного курсанта, вчерашнего школьного отличника, рушился мир, - его не отпустили в увольнение, в которое он по неизвестной нам причине очень рвался, и вдобавок назначили неожиданно в наряд. Мир для курсанта мгновенно превратился в кромешный ад. Вот в это противостояние добра и зла, божественного начала и горящего зловонного ада возник Тупик с сигаретой «Мальборо» в протянутой руке.
– Андрюха, да не расстраивайся! На вот закури и успокойся! – сладко и участливо запел Тупик.
– Олег, я же не курю, - слабо попытался противостоять искушению добропорядочный курсант.
– Да ты попробуй. Не понравится – можешь не курить.
– Да мне уже не нравиться…
– Так ты еще не пробовал! Ведь это же Мальборо! Серега, скажи, что это хорошие сигареты! – апеллировал Тупик к заядлому курильщику, стоящему рядом в курилке.
– Лучшие! – подтвердил тот, куря «астру». – Угости меня!