Юность
Шрифт:
Вот же проклятье! Никак не могу заснуть. Перед глазами стоят умильные личики обеих дам. А в крови бурлит выпитое. Это сколько же у меня не было женщины? Быстро прикидываю и обалдеваю – оказывается, уже почти год! Ничего себе… Ха! У меня есть саури, которой я кое-что обещал перед отъездом, а я свои обещания привык выполнять, благо мы в этом самом плане очень даже совместимы!
Поднимаюсь с койки, поскольку я пока ещё даже не разделся, выхожу из своих покоев и говорю сидящему возле дверей
– Принеси аларского вина и лёгкой закуски.
Тот кивает и исчезает прочь…
– Свободна до утра, – отсылаю я возникшую на пороге подземной тюрьмы надзирательницу, громадных размеров женщину с ошейником и прикованной к нему цепью, подвешенными на поясе.
Вместо ответа, она кланяется, отцепляет снасть от пояса, протягивает мне:
– Это для выгула этого отродья, сьере граф.
Хм, грамотно придумано!
– Молодец! Хвалю. Но можешь идти отдыхать. До утра, как я сказал.
Женщина вновь кланяется и исчезает на лестнице, ведущей из подземелья.
Подхожу к двери камеры, где содержится саури. Отодвигаю засов, распахиваю дверь. Ооли, похоже, уже уснула. Во всяком случае, её хрупкая фигурка лежит неподвижно на грубой кровати. И вот же – опять безмерная доброта моей матушки! – у пленницы имеется полный комплект постельного белья и принадлежностей: подушка, матрас, одеяло и даже нижнее бельё. На небольшом стульчике в углу аккуратно сложено её верхнее простенькое платьице. Ага! Не спит! Уши выдали! Вон как ходуном заходили! Ах ты же… Зараза…
– Эй, поднимайся, – велю на русском.
Молчит. Только острые ушки шевелятся. Подхожу ближе, срываю с неё одеяло. Саури вскрикивает, сжимается в комок. На ней длинная ночная рубаха из тонкого полотна. И кажется, я такую же раньше где-то видел…
– Чего ты хочешь, хомо?
Она поджимает под себя ноги, торопливо натягивает на них подол рубахи, но я наклоняюсь и защёлкиваю ошейник у неё на шее, прихватив несколько прядей распущенных волос. Самка вцепляется в железо обруча обеими руками, и я сдёргиваю её с кровати. Девчонка падает на земляной пол, охает от боли.
– Чего? Двигай давай!
– Я никуда не пойду! – Саури резко бледнеет, кажется сообразив, что я собираюсь с ней делать, а глаза расширяются, словно у героев японских мультиков.
– А кто тебя спрашивает? – нарочито удивляюсь я. Затем рывком поднимаю её с земли, заставив уткнуться в себя. Свободный конец цепи наматываю на запястья пленницы. – Не хочешь шевелить ногами, значит, понесу.
– А!!! – дико визжит она, но тут же задушенно затыкается – моя ладонь запечатывает наглухо её губы.
Вижу на спинке кровати полотенце. Пойдёт! Запихиваю его в рот саури, и та теперь может только мычать. Вскидываю хрупкое тело на плечо, абсолютно
Сбрасываю саури на свою койку. Стол уже накрыт за то короткое время, пока я ходил за Ооли. Оплетённая соломой бутылка хорошего вина, бокалы, сыры, колбасы, копчения. Протягиваю руки к по-прежнему лежащей на постели девушке, серой, словно сумерки, от страха, и… отщёлкиваю ошейник. Отступаю назад, делаю приглашающий жест:
– Поднимайся, подруга. У меня сегодня праздник. Так что составь компанию сьере графу. – Усаживаюсь за стол, наполняю бокалы. Один пододвигаю к ней. – Чего ждёшь? Послезавтра я уезжаю на войну. Так что моли всех своих богов, чтобы я вернулся. Иначе здесь тебя и похоронят…
Узница немного приходит в себя. Снова поджимает под себя ноги, не веря самой себе, ощупывает шею. Но ей не кажется, и глаза не обманывают – оковы в моих руках. Впрочем, тут же изуверское приспособление летит в угол, где падает с тупым звуком. Я снова повторяю свой жест:
– Садись. – И после небольшой паузы добавляю: – Пожалуйста…
Саури мнётся несколько мгновений, потом всё же сползает с кровати, осторожно усаживается за стол.
Я поднимаю бокал:
– За Фиори.
Она берёт свой, смотрит через хрусталь на багровую густую жидкость, затем… Наши бокалы красиво звенят, когда чокаются. Оба пьём. Ооли вновь округляет свои большие серые глаза:
– Какое вкусное!
Первый испуг, похоже, прошёл, и она смело тянется за сыром, нарезанным тонкими ломтиками и уже пустившим ароматную слезу. Аккуратно съедает ломтик, потом протягивает мне бокал вновь:
– Ещё.
Ещё так ещё. Мне не жалко. Наполняю сосуды вновь.
– Откуда эти бокалы? – Саури любуется на игру рисунка на стенках сосуда.
– Сделано в Парде. В моём графстве. Научил аборигенов.
Она дразняще улыбается:
– Прогрессор-педагог?
Отрицательно мотаю головой:
– Потерпевший кораблекрушение. Это мой транспорт упал рядом с твоим Листом.
– Я здесь ни при чём! Нас вместе затянуло в гравитационную яму!
Пожимаю плечами, равнодушно отвечаю:
– Знаю. Я умер задолго до вас.
– Умер?!
Девчонка испугана не на шутку. Киваю в ответ:
– Умер. Моё сознание переписано в тело вот этого аборигена.
– Значит, ты – не имперец?!
– Телом, может, и нет. Но душой – да. Майор Максим Кузнецов. Русский. Неотделимый и единый.
– А как же твоя местная мама? Она знает, кто ты на самом деле?
– Знает. И я её люблю, потому что другой у меня нет. Вы убили её! И моего отца…