Юрий Андропов. Последняя надежда режима.
Шрифт:
Все кадровые идеи Горбачева были воплощены в жизнь. Многолетняя работа Ивана Васильевича Капитонова по подбору и расстановке высших кадров окончилась. Лигачев перешел в высшую лигу.
Без генерального секретаря пленум был пустой.
Пленуму зачитали письмо Андропова. Ничего нового и интересного в нем не было. Все те же призывы наладить систему управления, укрепить дисциплину и лично отвечать за порученное дело. Зачитанные от его имени слова не вдохновляли:
— В общем наметился положительный сдвиг в народном хозяйстве. Все это подтверждает правильность выработанной линии,
Те, кто в тс дни ходил в обычные магазины, не могли разделить оптимизма авторов андроповской речи. По мнению Чазова, Юрий Владимирович просто подписал текст, подготовленный помощниками, потому что работать уже не мог.
На следующий день новоизбранные руководители звонили Андропову в больницу, благодарили.
— Ну что ж, поздравляю, — сказал Андропов усталым, глухим голосом Воротникову. — Спасибо, что позвонил, еще раз поздравляю тебя, всего доброго.
Михаил Сергеевич Соломенцев побывал у Андропова. Он просил разрешения увеличить аппарат комитета партконтроля. Андропов согласился, предложил написать записку в ЦК. Из больницы Соломенцев вернулся на Старую площадь, зашел к Черненко и отдал ему записку, предупредив, что генеральный секретарь согласен.
Черненко поинтересовался, как выглядит Андропов.
— Неплохо, — осторожно ответил Соломенцев, — мне кажется, здоровье Андропова идет на поправку.
3 января 1984 года советского посла в Вашингтоне Добрынина пригласил Государственный секретарь Соединенных Штатов Джордж Шульц. Он поинтересовался самочувствием Андропова, объяснив, что ходят различные слухи. Анатолий Федорович уверенно ответил, что, насколько ему известно, генеральный секретарь продолжает заниматься государственными и партийными делами.
В начале января у Андропова побывал академик Георгий Арбатов. Его включили в группу, которая писала генеральному секретарю предвыборную речь — намечались выборы в Верховный Совет.
«В палате, — писал Арбатов, — Юрий Владимирович почему-то сидел в зубоврачебном кресле с подголовником. Выглядел ужасно — я понял: умирающий человек. Говорил он мало, а я из-за ощущения неловкости, незнания, куда себя деть, просто чтобы избежать тягостного молчания, без конца что-то ему рассказывал.
Когда я уходил, он потянулся ко мне, мы обнялись. Выйдя из палаты, я понял, что он позвал меня, чтобы попрощаться».
О том же думали потом и другие, кто побывал у Юрия Владимировича в эти последние недели. 18 января 1984 года у Андропова в последний раз побывал Рыжков. Николай Иванович ездил в Австрию на съезд коммунистов. Вернувшись, поинтересовался у Черненко, кому сдать отчет о поездке. Черненко посоветовал:
— Андропов тобой интересовался. Позвони, ему и расскажешь.
Рыжков соединился с ЦКБ.
— Чем вы сейчас заняты? — спросил Юрий Владимирович. — Приезжайте к пяти, поговорим.
Минут сорок Рыжков докладывал о делах, потом сказал:
— Меня предупредили, чтобы я вас не утомлял. Мне хотелось бы побольше побыть с вами, но не то место.
Андропов поманил его пальцем:
— Наклонитесь.
Юрий Владимирович, не вставая, притянул
— Идите. Все.
Рыжков уверен, что так Андропов с ним попрощался.
20 января 1984 года Андропов позвонил из больницы Виталию Воротникову, поздравил с днем рождения, пожелал плодотворной работы. Голос генсека показался Воротникову на удивление бодрым. Виталий Иванович осторожно поинтересовался у Андропова о самочувствии.
— Настроение хорошее, — ответил Юрий Владимирович, — но пока в больнице. Надеюсь на благополучный исход.
О здоровье он ни с кем не хотел говорить, И все избегали этой темы.
Трудящиеся Москвы выдвинули генерального секретаря ЦК КПСС, председателя президиума Верховного Совета СССР Юрия Владимировича Андропова кандидатом в депутаты Верховного Совета. Работа над предвыборной речью шла полным ходом. Но произнести ее будет некому. Андропов угасал.
Юрий Владимирович не мог обходиться без аппарата, заменявшего почку. Каждый сеанс диализа, очищения крови, продолжался несколько часов; тяжелая, выматывающая процедура. Постепенно у него отказали обе почки. Это вело к тому, что переставали работать печень, легкие. Пришлось прибегнуть к внутривенному питанию.
Охранникам пришлось возиться с ним, как с ребенком. Его носили на руках. Видел он только одним глазом. Когда читал книгу или служебную записку, дежурный охранник переворачивал ему страницы.
«Мне было больно смотреть на Андропова, лежащего на специальном безпролежневом матрасе, малоподвижного, с потухшим взглядом и бледно-желтым цветом лица больного, у которого не работают почки, — пишет академик Чазов. — Он все меньше и меньше реагировал на окружающее, часто бывал в забытьи».
8 последние дни к нему приехал Черненко.
«Это была страшная картина, — вспоминал Чазов. — Около большой специальной кровати, на которой лежал изможденный, со спутанным сознанием Андропов, стоял бледный, задыхающийся, растерянный Константин Устинович, пораженный видом и состоянием своего друга и противника в борьбе за власть».
«Андропов умирал долго, — рассказывал Александр Коржаков, служивший тогда в девятом управлении КГБ, — К постели умирающего пришли Черненко, Чебриков, Плеханов.
Глядя на еще живого, но потерявшего сознание Андропова, Черненко приказал Чебрикову, а тот Иванову, начальнику охраны Юрия Владимировича, выдать ключи от передающегося «по наследству» заветного сейфа с «партийными тайнами».
После смерти Андропова нас, охрану, по традиции со сталинских времен «заморозили» на две недели: не выдавали оружия — как бы чего не вышло...»
Михаил Сергеевич Горбачев, по словам его помощника Валерия Болдина, ходил пасмурный, «чувствовал, что конец Андропова близок, понимал, что приход всякого нового лидера может стать крахом всех его надежд и планов».
Из Стокгольма привезли в Москву Игоря Андропова. Он застал отца уже без сознания. Врачи ни на что не надеялись.
9 февраля 1984 года, в четверг, в одиннадцать утра началось заседание политбюро. До начала в ореховой комнате Константин Устинович Черненко сказал членам политбюро, что состояние Андропова резко ухудшилось: