Юрий Андропов. Последняя надежда режима.
Шрифт:
Ему мы в первую очередь обязаны Афганистаном. Он подбрасывал разведданные о замыслах империализма и тем самым помогал тому, чтобы страна все глубже увязала в истощающей гонке вооружений. Не мог я в душе положиться на человека, который на протяжении полутора десятка лет делал подлости и наносил огромный вред стране, пишет Анатолий Черняев, даже если он действительно вынашивал идею потом, взойдя на вершину власти, осчастливить народ.
Писатель Юрий Маркович Нагибин отметил в дневнике:
«Вопреки обычной доверчивости советских людей к приходу новых руководителей, не возникло
Угрюмо-робкая деятельность нового главы. Не того масштаба человек. Он исповедует древнее благочестие: опираться надо лишь на силу подавления. Это дело гиблое».
Еще резче пишет об Андропове академик Яковлев:
«Юрий Андропов — человек хитрый, коварный и многоопытный. Нигде толком не учился. Организатор моральных репрессий, постоянного давления на интеллигенцию через ссылки и высылки, тюрьмы и психушки. Представлял себе развитие общества как упорядочение надстройки, очищение ее от грязи, ибо уровень антисанитарии становился запредельным.
Такая позиция устраивала большинство в руководстве страной, ибо давала шанс на выживание. Она всколыхнула и надежды доверчивых тружеников, унижаемых и оскорбляемых чиновничеством. В общем, Андропов становился популярен, что было немудрено на фоне Брежнева...»
С начала 1983 года стали готовить пленум ЦК по идеологическим вопросам. На незнакомые ему промышленные или сельские темы Юрий Владимирович высказывался крайне осторожно. Наверное, Андропову казалось, что в привычной сфере идеологии ему есть что сказать. Документы к пленуму готовил отдел пропаганды ЦК. Секретарь ЦК по идеологии Михаил Васильевич Зимянин и заведующий отделом Борис Иванович Стукалин пришли к генсеку за руководящими указаниями.
«Андропов высказал свои рекомендации, — вспоминал Стукалин. — По существу, он не сказал ничего нового, неожиданного. Набор узловых тем и проблем, названных им, был традиционным...»
Докладчиком определили Черненко. Текст ему писала большая бригада.
«Всем участникам той работы, — вспоминал Георгий Смирнов, — хотелось что-то изменить, сказать что-то новое, но что именно — в этом был большой разнобой и мало определенности».
Сам Черненко, человек по природе здравомыслящий, не выдержал:
— В общем, все сторонники поворота. Всем ясно, от чего надо уходить. Но вот куда и к чему идти — пока неясно...
Стукалин постоянно заходил к Черненко, докладывая ход работы. Видимо, кто-то обратил внимание Андропова на то, что заведующий одним из ключевых отделов ЦК зачастил к Черненко. Для мнительного Юрия Владимировича этого было достаточно. Поздно вечером у Стукалина проснулся телефон прямой связи с генеральным секретарем. Борис Иванович схватил трубку и услышал холодный и жесткий голос Андропова:
— Ты от меня не отрывайся1. Тот растерянно ответил:
— Понимаю, Юрий Владимирович.
Но больше сказать ничего не успел. Андропов отключился. Стукалин сразу же попросился на прием к генеральному секретарю. Через два дня был принят. Разговор носил нормальный характер, будто ничего не было.
Однажды на отдыхе,
— Какому марксизму мы учим в системе политпросвещения? Принуждаем ходить на занятия и сухим языком излагаем прописные истины. Мухи дохнут от скуки. Мы же этим опошляем марксизм, отвращаем от него людей. А газеты? Прочитал первую страницу «Правды», и в другие можешь и не заглядывать. Те же отчеты о мероприятиях, встречах в верхах...
Он обращался к первому секретарю Ставропольского крайкома Горбачеву, но рядом стояли и другие люди. Дочь начальника краевого управления госбезопасности с восторгом сказала отцу:
— Меня его слова поразили — член политбюро, председатель КГБ, а как говорит. Мы, студенты, в курилках об этом судачим, чтобы чекисты не услышали...
Наконец-то Андропов оказался во главе партии и государства. Он мог отказаться от того, что вызывало у него презрение. Он мог все изменить. Но он этого не захотел.
14 июня на пленуме второй секретарь ЦК Черненко выступил с докладом «Актуальные вопросы идеологической, массово-политической работы партии». Его выступление запомнилось предложением создать Всесоюзный центр по изучению общественного мнения. Черненко обещал, что центр будет не только изучать, но и «целенаправленно формировать общественное мнение».
Потом произнес свою речь Андропов, Его слова партийным идеологам показались шагом назад даже в сравнении с выступлениями Брежнева, Заведующий группой консультантов отдела пропаганды Вадим Печенев был потрясен высказанной Андроповым мыслью о том, что идеологическая работа приобретает сейчас приоритетную роль по отношению ко всему остальному. Хотя уже Брежнев говорил, что пропаганда лишь тогда может рассчитывать на успех, когда опирается на твердую почву социально-экономической политики.
Понравилась только вписанная в последний момент (судя по всему, одним из руководителей международного отдела ЦК Вадимом Валентиновичем Загладиным) фраза: «Если говорить откровенно, мы еще до сих пор не изучили в должной мере общество, в котором живем и трудимся... Поэтому порой вынуждены действовать, так сказать, эмпирически, весьма нерациональным способом проб и ошибок».
Этот пленум, по словам Печенева, был временем разочарования в Андропове, «коего я, как и многие другие «аппаратчики», до этого идеализировал». Он очень плохо выглядел — «говорил, часто запинаясь, перебирая листки текста старчески дрожащими руками».
Единственное, что запомнилось участникам пленума, — внезапная реплика Андропова, который вдруг прервал докладчика. Черненко зачитывал очередной абзац из своего доклада насчет необходимости давать принципиальную партийную оценку «действиям тех лиц, которые поют с чужого голоса, распространяя всякого рода сплетни и слухи».
Вот тут Андропов вмешался и жестким голосом произнес при гробовом молчании зала:
— Мне известно, что в этом зале находятся люди, которые позволяют себе в беседах с иностранцами распространять ненужную и вредную для нас информацию. Я не буду сейчас называть фамилии. Товарищи сами знают, кого я имею в виду. И пусть они запомнят, что это — последнее им предупреждение.