Юрий Богатырев. Чужой среди своих
Шрифт:
Потому что, напомним, в 1964 году девятиклассник химкинской школы № 6 Юрий Богатырев, увлеченный изобразительным искусством, ушел в Московское художественно-промышленное училище. В 1966 году он покидает его «по собственному желанию».
А аттестат? Тут пришла на помощь школа рабочей молодежи. В сентябре 1966 года Богатырев поступает в 11-й класс московской вечерней школы № 138. В следующем году он получает вожделенный аттестат о среднем образовании, который сейчас хранится в архиве Щуки.
И вот я держу его в руках.
При «отличном поведении» с пятерками у выпускника Юрия Богатырева
Это подтверждает и характеристика, данная директором школы:
«Богатырев Юрий Георгиевич поступил в школу № 138 рабочей молодежи в сентябре 1966 года. За период учебы в школе проявил себя как старательный и прилежный ученик, упорно овладевал знаниями. Дисциплина отличная. Принимал активное участие в общественной работе школы. Организовал литературный «Огонек» и принимал активное участие во всех школьных вечерах и радиопередачах. Пользуется уважением товарищей и учителей».
Таким кондовым канцелярским стилем педагог увековечил истинные интересы своего ученика, который летом 1967 года легко проходит все творческие туры и становится студентом Щукинского училища.
Этот курс там до сих пор помнят как один из самых урожайных. Смотрите сами, кто тогда пришел.
Вместе с Богатыревым сели тогда за парты Наталья Гундарева, Константин Райкин, Владимир Тихонов, Алексей Граббе, Наталья Варлей – звезды, уже горящие на актерском небосклоне Москвы или готовые вот-вот ярко вспыхнуть…
Но он совсем не потерялся на этом сверкающем фоне.
– Впервые я увидела Юру на ступеньках Щукинского училища, – вспоминает Наталья Варлей. – Мы вместе поступали на первый курс. Он стоял в центре толпы абитуриентов – такой большой, вальяжный, громкий, что-то рассказывал и держал внимание всех.
И потом на протяжении всех четырех лет нашей студенческой жизни он так и притягивал всех нас какой-то необыкновенной внутренней силой. Это, наверное, и есть магия таланта.
С ним мы сразу прониклись пониманием. И так невольно получилось, что в нашей общей студенческой жизни главная, ведущая роль была у Юры. Он всегда был в центре внимания. Мы все старались говорить как он, шутить как он, – вкусы всего нашего курса были подстроены под Юру. При этом над ним немножко подсмеивались, подтрунивали, «пельмень» называли его, но с такой любовью, с такой нежностью. Или «бело-розовый»: он был как зефирчик – мягкий, пухлый, уютный, с большими, словно припухшими губами.
И в то же время удивительно легкий. Просто потрясающе легкий.
Я очень хорошо помню, как он танцевал на уроках танцев – просто летал.
Он замечательно пел. У него был прекрасный голос, удивительный слух. До Щукинского училища он занимался музыкой.
И еще на всех занятиях по мастерству он слушал, все время делая какие-то наброски, рисунки, зарисовки, шаржи… карандаш из рук никогда не выпускал.
Однажды нарисовал и меня – висящей головой вниз на трапеции. А лицо получилось перевернутое. Почему-то
А как мы развлекались! Вот перерыв между лекциями. Юра садится за рояль и играет свои любимые «Конфетки-бараночки».
И тут такое начиналось! Что мы творили – непостижимо просто! Например, Костя Райкин выпучивал глаза и, как обезьяна, скакал по столам. И начинались «джунгли». Шум, крики, хохот…
А ведь было всем нам от семнадцати до двадцати лет – уже не школьники, а взрослые люди. А Юра всему этому безобразию аккомпанировал.
– Это был первый набор Юрия Васильевича Катина-Ярцева, – продолжает Наталья Варлей. – Он впервые стал художественным руководителем курса, причем очень сильного. А Юрочка, по сравнению со многими, казался опытным артистом – он уже занимался в студии Штейна. А я, несмотря на то что уже снялась в кино, и даже в главных ролях, чувствовала себя безумно закомплексованно. Но это мой характер.
Наталья задумывается:
– На меня ведь как тогда смотрели: «Девочка-звезда, ну а что ты можешь?»
А я комплексовала. И Юра был одним из тех, кто считал, что я способная. Он вселял в меня уверенность в том, что я правильно сделала, что ушла из цирка и начала учиться в театральном институте.
Ну и, конечно, меня поддержал сам Юрий Васильевич Катин-Ярцев. Ведь я несколько раз порывалась вернуться обратно в цирк. И только на четвертом курсе, сыграв в спектакле «Снегурочка» Островского, я наконец поверила в себя.
В училище мы играли очень много. У нас было бесчисленное количество этюдов, сценок, композиций, всевозможных отрывков. Мы ходили за советом к старшекурсникам, особенно дружили с курсом на два года старше нас: мы были на втором – они на четвертом. Это был тот курс, где учились Леня Филатов, Боря Галкин, Володя Качан… У нас было какое-то единение с ними. Когда мы уже истощались на выдумки, за темами для этюдов бежали к ним, и они нам придумывали темы. Мы жили тогда какой-то странной, нереальной жизнью…
Леонид Филатов тогда только оттачивал свое перо.
– Я наблюдал Юру со стороны, – вспоминает артист и драматург. – Для их курса я делал пьесу «Время благих намерений», состоявшую из трех новелл. Ее ставили Валерий Фокин и Сережа Артамонов. Там играли Костя Райкин и Юра Богатырев.
Юра был миляга. Невероятно добрый человек. Отзывчивый. Коммуникабельный.
К тому же он так здорово рисовал, что я тогда подумал: ну зачем такому талантливому человеку заниматься нашей легкомысленной профессией? Ему же надо быть живописцем или графиком.
Но, понаблюдав за ним, я понял, что был не прав. Что Юра гораздо глубже и интереснее, чем кажется на первый взгляд, что это действительно неординарная личность.
Он очень вырос уже в училище. Он и раньше был эрудитом-книгочеем, много знал того, чего обычно не знают студенты. А во время учебы он постоянно пополнял свой интеллектуальный багаж. К тому же он был завсегдатаем кинотеатра «Иллюзион» (что требовало достаточного мужества – в те годы туда было очень непросто попасть), писал дневники… Словом, весьма разносторонняя личность.