Юрий Гагарин. Народный герой (сборник)
Шрифт:
К счастью, во время самого полета больше никаких проблем не случилось. Разве что улетел незакрепленный карандаш и нечем стало вести записи в бортовом журнале. (Знаменитое ноу-хау под рубрикой «Голь на выдумки хитра»: американцы потратили миллионы долларов на ручку, которая бы писала при отсутствии земного тяготения, а наши просто вручили космонавту карандаш.) Да в магнитофоне кончилась лента, и пришлось Гагарину ее перемотать.
Ну а потом…
Из послеполетного доклада Юрия Алексеевича: «Приготовился к спуску. Закрыл правый иллюминатор. Притянулся ремнями, закрыл гермошлем и переключил освещение на рабочее…» Космический корабль начал мелко подрагивать, за обшивкой нарастал шум. Росла перегрузка. В нужный момент, к счастью, включилась тормозная двигательная установка. Только выключилась она чуть раньше, чем положено. А это означало – в заданном районе спускаемая капсула «Востока-1» не приземлится.
Недолет составил около 110 километров: Гагарина ждали под Сталинградом (нынешний Волгоград).
Но
Из послеполетного доклада Юрия Алексеевича: «Все кружилось: тo вижу Африку (над Африкой произошло это), то горизонт, то небо. Только успевал закрываться от солнца, чтобы свет не падал в глаза. Я поставил ноги к иллюминатору, но не закрывал шторки… Я решил, что тут не все в порядке… Прошло минуты две, а разделения нет. Прикинул, что… все-таки тысяч шесть километров есть до Советского Союза, да Советский Союз тысяч восемь километров, до Дальнего Востока где-нибудь сяду».
Лишь через десять долгих минут раздался хлопок, и спускаемый аппарат разделился с приборным отсеком. Кстати, инженеры до сих пор спорят – была ли эта десятиминутная задержка технической неисправностью или из-за «недоработки» двигательной установки включилась резервная система разделения отсеков, которая и должна была освободить спускаемый «шарик» Гагарина спустя 10 минут.
…Тут начались новые неприятности. За иллюминаторами явно слышалось потрескивание, кабину освещали багровые отблески пламени. Плавится обшивка, по иллюминатору текут струи раскаленного металла. Гагарин, как и все космонавты первого набора, – из летчиков-истребителей. А для летчика нет страшнее ЧП, чем огонь на борту. На самом деле спуск проходил штатно – от плазмы, охватывающей корабль в верхних слоях атмосферы, корабль спасала термоизоляция. Но космонавту о пожаре «за окном» никто не говорил. Хотя кто мог предупредить об этом первопроходца?
Из послеполетного доклада Юрия Алексеевича: «…Чувствуется, начинается торможение, какой-то слабый зуд по конструкции идет, это заметил, поставив ноги на кресло. Потом этот зуд проходит. Здесь я уже занял позу для катапультирования, сижу жду. Перегрузка, по моим ощущениям, была за 10 ед. Был такой момент примерно секунды две-три. Начали расплываться приборы, немножко сереть, но поднапрягся – все нормально, все на своих местах.
На высоте примерно около 7 тысяч метров происходит отстрел крышки люка: хлопок – и ушла крышка люка. Я сижу и думаю, не я ли катапультировался? Так тихонько голову кверху повернул, и в этот момент выстрел – и я катапультировался, быстро, хорошо, мягко, ничем не стукнулся. Вылетел с креслом…».
…На высоте около 4 километров катапультное кресло выскальзывает из-под космонавта. Раскрывается основной парашют. Гагарин спускается к Земле. И тут… раскрывается запасной парашют. Раскрылся и повис вниз. Оказалось – случайно раскрылся ранец, в котором он находился. Вдруг подул ветерок…
Из послеполетного доклада Юрия Алексеевича: «Раскрылся второй парашют, наполнился, и на двух парашютах дальше я спускался… Купола красивые, оранжевые…»
Еще одна удача: некстати раскрывшийся второй парашют запросто мог перекрутиться с первым и «затушить» его. Купол бы погас, и… К счастью, запасной парашют не помешал основному!
Из послеполетного доклада Юрия Алексеевича: «Приземление очень мягкое было…».Майор из Твери хранит тюльпан, сорванный на Байконуре в момент взлета ракеты Гагарина
Ирина ТАРАСОВА, 11 апреля 2011 года
22-летний лейтенант Олег Халтурин закончил Военно-инженерное училище Военно-морского флота в Ленинграде, как его сразу после распределения определили на Байконур. Своими воспоминаниями о великом космонавте он поделился с «Комсомолкой».
В конце 50-х только создавались ракетные войска стратегического назначения, требовались специалисты. А так как подготовленных не было, забирали из моряков, авиации из других видов войск. Так и вышло, что практику Олег Халтурин проходил на воде, а попал в пустыню.
О запуске в космос человека говорили уже в 1959 году, когда молодой специалист и прибыл на службу на Байконур. Правда, тогда эту площадку так не называли. Маленькая железнодорожная станция Тюра-Там, поезд там две минуты стоял. В пяти километрах закрытый военный городок Ленинск. Ни аэродрома, ничего не было, голая земля. Летом песок, зимой ветер и 40 градусов. Работали в те годы там порядка 15–20 тысяч человек. Олега Халтурина определили на кислородно-азотный завод.
– В 1961 году я уже работал на этом заводе начальником смены. Мы выпускали тогда жидкий кислород. Все ракеты в те годы в качестве окислителя использовали именно эту составляющую. Заправка была порядка 360 тонн на одну ракету, и мы обеспечивали все пуски ракеты. В час мы выдавали 1 тонну 600 килограмм. Брали не откуда-нибудь, а с воздуха.
В такой форме служили молодые специалисты на Байконуре (на фото Лев Костюк)
В ночь на 12 апреля я как раз был дежурным по смене. У меня было в подчинении двенадцать человек-срочников.
В течение этой волнительной ночи все было вроде как всегда, но лихорадочность заметно ощущалась. Внезапно на завод пришли вагоны за кислородом для ракеты Гагарина, которые пришлось тут же заполнить. Только позже Олег Халтурин узнал, что их пригнали на всякий пожарный, на непредвиденный случай или не хватит того, что было отправлено раньше.
Именно эта команда, во главе с Олегом Халтуриным (в центре первого ряда) заправляла кислородом «Восток-2»
– Так что наша частица в полете Гагарина тоже присутствует, – смеется Олег Иванович. – Пусть мы и не нажимали кнопку, но как будто и мы сами были немного участниками это первого шага в космос.
На вопрос, могли ли возникнуть в ту ночь проблемы, полковник Халтурин реагирует мгновенно.
– Что вы! 99 процентов гарантии было, что все пройдет нормально. Мы до этого столько видели ракет и запусков! И с собаками, и без них. Надо же было отрабатывать, и мы отрабатывали. Поначалу аварии, конечно, были, да и потом, когда отрабатывали новые ракеты и новые компоненты. Крупная авария была в 60-м году: 60 человек тогда вместе с Главкомом Неделиным погибли. Ракета с новым компонентом – гиптином – взорвалась. Он тогда сидел рядышком на стульчике, так от него одни пуговицы только и нашли. В сообщении тогда сказали, что он погиб в авиакатастрофе. Потом все стабильно было, уверенность появилась. Так что 12 апреля 1961 года был обычный рядовой запуск, ничем непримечательный. Другое дело, что творилось у нас внутри! Ради такого случая мы во время смены забрались на ангар, чтобы лучше все увидеть. Старт был от нас на расстоянии чуть больше 20 км, но видно все было очень хорошо. Кругом же песчаная площадка без строений и растительности. Так до утра и ждали до того самого момента, когда ракета взмыла в воздух…
Самого Гагарина в тот день ни Олег Халтурин, ни его подопечные так не увидели: «И он, и мы работали», – продолжает полковник. – Но через месяц космонавт все-таки прибыл на Байконур. Начальников и Олега пригласили на митинг, где Юрий Гагарин с трибуны обратился ко всем сотрудникам Байконура.
– Правда, разочарую вас, его уже к тому времени научили, так что говорил он дежурные фразы: «Спасибо вам, товарищи, что вы выполнили свой долг…», и все в этом духе. Потом улыбнулся своей знаменитой улыбкой.
А вот 24-летний Лев Костюк, тогда еще лейтенант, 12 апреля 1961 года находился на соседней с гагаринской площадке. Это был второй старт-дублер, и его цель заключалась в том, чтобы подстраховать основную площадку.
– Когда стартовала ракета, мы бросили свои пульты и выбежали на улицу. По традиции, уж не знаю с каких времен, принято было кричать: «Пошла, пошла!» Причем неважно, кто в этой ракете: болванка, собачка или человек. Если ракета вышла на траекторию, то груз с плеч долой. Вот и пытались помочь кто руками, кто голосом.
Ощущения, которые в тот момент пережил и он, и коллеги, передать сложно. Но, когда стало понятно, что все прошло успешно, молодого парня потянуло в степь.
– Тогда так тюльпаны цвели! Красота необыкновенная. И вот эта красота и то, что было в душе, как-то слились воедино. Вот я и сорвал тюльпан в память об этом дне. Представляешь, так и хранится у меня в дневнике. 50 лет прошло, а ему ничего, – вспоминает майор Лев Костюк.
Рассказал Лев Кириллович и еще одну любопытную историю. Оказывается, в момент запуска служил на Байконуре тезка Гагарина. Причем тезка полный: тоже Юрий Гагарин. Так вот, жена второго Гагарина находилась тогда в положении, но жила в другом городе. С радостной вестью к ничего не подозревающей женщине в роддом прибежали добрые соседи и объявили, что ее мужа в космос запустили. Та чуть на месте не родила, едва успели врачей вызвать.
Мы имели счастье наблюдать приземление корабля «Восток-1»
11 апреля 2011 года
Воспоминания своего дедушки Федора Иосифовича Рубана прислал Алексей Рубан
О подробностях приземления Ю.А. Гагарина и о чувствах, взволновавших моих земляков и родственников из села Узморье, я узнал из письма моей свояченницы, Екатерины Васильевны Токаревой. Письмо было от 18 апреля 1961 года. В то время она работала в Узморской школе учителем русского языка и литературы. Вот как она рассказала о приземлении космического корабля «Восток»:
«Ну и самая большая новость, очень неожиданная и необычайная, это то, что мы имели счастье наблюдать приземление корабля-спутника «Восток» у себя в Узморье. В 11 часов узнали о запуске по радио, c нетерпением слушали известия о самочувствии летчика Ю.А.Гагарина, стараясь не пропустить ни одной радиопередачи. И вот слышим: «Корабль-спутник пошел на снижение».
Через несколько минут услышали взрыв, выбежали во двор и увидели с одной стороны парашютиста на двух парашютах, а с другой стороны – огромный шар на большом парашюте. Сначала думали, то это наши летчики с полигона. Мои ребята рвались бежать на выгон, где упало что-то еще, кроме шара. Я не отпустила их, потому что скоро надо было идти в школу. Я вошла в дом и услышала сообщение по радио о благополучном приземлении корабля-спутника.