Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем "Список благодеяний "
Шрифт:
Как только: «о вас…» — она: «Что, что?»
Блажевич /нрзб./ волнуется, нервно читает: «Статья носит следующее название…»
«Дальше, дальше смотрите…» — Леля впивается глазами в дневник. Потом: «Как?» — вырвала тетрадку, смотрит «Половина оторвана?»
Федотов все это время внимательно слушает и думает, как бы ее выручить.
22 мая 1931 года.
Начинать с передачи револьвера нельзя.
Видно, что человек жадно вычитывает что-то из газеты: «Ой, ой, ой…» — потом говорит: «Револьвер при тебе?»
Отдача
Федотов в веселом настроении, сидит, все время смеется. Как только тот сказал про револьвер, он вынул: «Пожалуйста… что мне, жалко». Это револьвер, который постоянно отбирается. Сегодня он серьезно отбирает. Но я бы не хотел здесь никакой детективности, тогда обязательно снимут. Почему полпреда сняли? Потому что там тоже револьвер фигурирует. А мы будем играть полушутя, тогда это оставят. Тут никакой детективности нет.
Когда мы за границей, мы постепенно перестаем читать эмигрантские газеты. Сперва набрасываемся, а потом до тошноты не хочется их читать. Вот поэтому я бы здесь все время говорил: «А, ерунда, обычная ерунда, чепуха, мелочи…» Тогда эта сцена будет не детективной, а два советских гражданина, весело настроенные. У Лахтина тон немного серьезнее, он председатель комиссии, он отвечает за всю группу, знаете, как заведующий экскурсией: промочили ноги или еще что случилось, отвечает он.
У Федотова настроение веселое, иногда сосредоточенное из-за ожидания Гончаровой.
Когда Лахтин рассказывает о том, что написано в газете, публика это уже знает. Это не экспозиция, которую надо рассказывать. Ведь публике вся ситуация известна, поэтому это все нужно быстро сказать и потом: «Давай, давай». Это не должно быть первым планом. В первом эпизоде — тогда мы говорили медленно. Здесь же, если даже публика половину не расслышит, она уже знает, в чем дело.
У Блажевича должно быть наседание на Боголюбова, должна быть энергия. А Боголюбов полушутя может отдать револьвер. Он уже не раз испытывал волю Лахтина. Когда он собирается, ну, скажем, на Монмартр, то револьвер лучше отдай, а то еще скомпрометируешь. Когда имеешь револьвер, всегда постоянная забота, идешь куда-нибудь и думаешь: лучше не возьму. Если бы я носил револьвер, я бы переубивал человек пятнадцать, вот Карликовского [422] тогда бы застрелил. Есть люди, которые, имея револьвер, хлопают в горячности направо и налево. Федотов вот такой горячий тип. Если мы заставим публику поверить, это будет хороший налет характеристики. Можно даже Лахтину сказать: «Знаю я тебя».
422
Карликовский Михаил Ильич — актер ГосТИМа. В «Списке благодеяний» играл Второго полицейского.
Надо Лахтину читать из газеты скороговоркой. Нужно текст выписать, никогда наизусть нельзя так быстро прочесть. «Татарников, Татарниковский», — он говорит назло Федотову, потому что тот его поправил.
Вначале, когда он читает газету, Лахтин говорит: «Ого» — и смотрит на Федотова, тогда публика поймет, что это о нем.
«В сегодняшней газете» — подсаживается ближе к Боголюбову.
«Принимая во внимание сказанное…» — уже на газету не смотрит, продолжает мысль и не берет револьвер, а потом забывает, не берет револьвер, потому что очень занят газетой, потом в волнении закурил и не взял револьвер. Скольжение револьвера должно произойти автоматически. Скользнул револьвер — и больше ничего. А раньше мы из этого детектив делали.
«В белогвардейской газете…» — быстро. Отчего этот отрывок не удавался? Потому что вялая поза, вяло держит в руках газету, вяло смотрит, вследствие этого и читается вяло. Это знаменитая формула Джемса [423] , что испугался потому,
423
Джемс Уильям (1842–1910), американский психолог и философ. Его классический труд «Принципы психологии» в 2 т. вышел в свет в 1890 году. Сокращенный вариант книги был подготовлен самим автором в качестве учебника по психологии («Психология», 1892). На русский язык переведен лишь спустя три десятилетия, в 1922 году.
Когда Лахтин читает газету: «Ого…» — Федотов смотрит на него: «Ну, что опять стряслось?»
Когда Лахтин подсел к Федотову, у того реакция, что он за револьвером пришел, и потому он передает револьвер, а Лахтин, усевшись, читает газету.
Федотов мягок, а Лахтин энергичен.
«Неужели ты…» — закуривает нервно, резко, видно, что человек раздражен.
Лакей должен так играть (показ игры). Он машинально берет посуду, не видит револьвера, не слышит, что они говорят.
Когда Лахтин будет разговаривать с Лелей насчет баков, он должен больше лицом в публику, чтобы была мимическая игра. Он для того все это рассказывает, что они хохочут. Веселая компания. Эта сцена как будто эпизод в эпизоде, и ничего общего не имеет с предыдущей сценой.
«Какие вы молодые…» — относится к смеху. Они смеются, хохочут, и на этот смех Леля говорит: «Какие вы молодые…»
«Наглость какая…» — всерьез.
«Каждая строчка этого документа…» — медленно читает. Эта цитата направлена как характеристика эмигрантского мира.
Федотов: «Садитесь, садитесь, не стоит…» — не нужно фамильярности.
Когда Лахтин перелистывает дневник, Леля очень нервна. Ответная игра игре в комнате Гончаровой, где она: «Как — оторвать половину». Это ответная игра. Та же нервность: «Как — половину оторвали?» Абсолютно симметричная игра.
«Была у портнихи, попросили расписку, а ее муж оказался этот самый Татаров…» Это то, что в пьесе можно так сказать, что пол-зрительного зала не слышит.
«Но коготок увяз…» — пауза. Тогда Дьяконов: «Но коготок все-таки был», — указывает Лахтину на Лелю.
«К полпреду, к полпреду…» — Дьяконов надевает пальто.
Боголюбов берет дневнику Гончаровой, просматривает, а потом Дьяконов забирает его у него. Боголюбов незаметно возьмет дневник, проглядывает, ему интересен этот литературный материал.
После ухода Лели.
Необходимо написать диалог между Лахтиным и Федотовым, Федотов должен сказать какой-то моноложек, а то эта сцена похожа на водевиль. Мы Олеше скажем, чтобы он написал [424] . Нужно, чтобы эти два человека спросили у лакея, который убирает посуду, о Леле, тот скажет, что она вышла из кафе. После этого должна быть какая-то сцена. Может быть, они на ходу говорят. У Федотова должно быть желание все-таки выручить как-то товарища по Союзу, его надо выручить, а то его бросили.
424
И в финале сцены появляется краткий диалог двух «инженеров по тракторным делам»:
« Лахтин.Если ты увидишь ее, скажи, что ерунда.
Федотов.Скажу, что ерунда.
Лахтин.Скажи, что все устроится.
Федотов.Скажу, что все устроится. <…>.
Лахтин.Скажи в ее стиле, что пролетариат великодушен.
Федотов.Скажу в ее стиле, что пролетариат великодушен».