Юрий Тынянов
Шрифт:
Как бы предвидя возможность покушения на эту связь и навязывания ему конфликта ученого с художником, Тынянов специально оговорил: "Оставшись историком литературы, я стал беллетристом"*, а причину этого связал с историей: "Должна была произойти величайшая из всех революций, чтобы пропасть между наукой и литературой исчезла. Моя беллетристика возникла, главным образом, из недовольства историей литературы, которая скользила по общим местам и неясно представляла людей, течения, развитие русской литературы. Такая "вселенская смазь", которую учиняли историки литературы, понижала и произведения старых писателей. Потребность познакомиться с ними поближе и понять глубже - вот чем была для меня беллетристика. Я и теперь думаю, что художественная литература отличается от истории
* Ю. Т ы н я н о в. Сочинения в трех томах, т. I, стр. 10.
** Там же, стр. 9.
Книги вынашиваются не только писателем, но и временем, которому они необходимы. Писатель же иногда работает с тяжелым чувством, что сделанное им нужно времени и не нужно ему. Но чаще бывает, что время считает ненужным сделанное писателем, и только другое время превращает писателя в предшественника и учителя. Так было с Пушкиным в конце 20-х годов - седьмая глава "Евгения Онегина" считалась падением поэта, и особенно в 30-х годах. Так было с Гоголем - "...несказанное сумасбродство Гоголя "Нос"*, говорили современники.
* "Пушкин в письмах Карамзиных 1836-1837 годов". М.
– Л., Академия наук СССР. Институт русской литературы (Пушкинский Дом). Издательство Академии наук СССР, 1960, стр. 122. (Мнение Е. А. Карамзиной.)
В 20-е годы нашего века нужен был исторический роман, потому что было необходимо понять, что великая революция наступила как результат исторического процесса, а не случилась, потому что недоглядела полиция. Создавалась новая культура, и надо было доказать, что она имеет право на существование, приобретенное не только победой, но и законным наследованием. Время создавало важнейшую проблему - "революция и культура".
События в книгах Ю. Н. Тынянова окружают восстание - бьющееся сердце истории. Каждое событие проверяется восстанием. Жизнь человека делится на две части - до и после восстания - и осуждается, если человек ушел от восстания или изменил его памяти. Так разную и противоположную оценку получают люди, пережившие декабрь, - Грибоедов и Кюхельбекер.
Все, что написал Тынянов, связано в цепочку тем - "человек и история", "история и революция", "революция и культура".
Тынянов был человеком с обостренным чувством истории. Исторические закономерности распространялись им не только на прошлое и на других людей, но также на современность и на самого себя. Борьба с академическим литературоведением в начале пути, переход к художественной прозе в пору гибели формализма ощущаются не как перемена настроений писателя, а как явления исторически обязательные. Переосмысление метода вызвало не покаяния, а новый жанр. Больше того, художественная проза была не только новым для него жанром, она стала новым этапом его литературной биографии. Это была серьезная научная работа, проверившая сделанное раньше. Оказалось, что эту работу наиболее целесообразно выполнить в форме романа. Новый жанр не был ни прощанием с прошлым, ни погребением ученого художником. Он был новой формой выражения, другим способом обработки материала. Художественная проза (как единодушно утверждали критики и читатели, которые с пристальным вниманием следили за филологическими и стиховедческими
* Ю. Тынянов. Архаисты и новаторы, стр.3.
Роман о Кюхельбекере сам по себе был научным открытием. Открытием был выбор героя. Главное в творчестве Тынянова-ученого - недоверие к традиционному мнению - стало решающим в творчестве художника. Роман оказался пересмотром такого традиционного и неправильного мнения о человеке, которого знали только по эпиграммам. Книга пересмотрела традиционное мнение и вывела человека за пределы эпиграммы. Окруженный людьми и событиями своего времени, человек стал исторически реальным. Исторически реальный человек не имел ничего общего с чучелом бойкой литературной традиции. Выяснилось, что у чучела были серьезная литературная теория, хорошие стихи, радикальное мировоззрение и мученическая судьба. Когда этот человек жил, с ним не спорили, а смеялись над длинным носом и неумением держаться в обществе. Последующее литературоведение изучало не писателя, а смешные рассказы про него. О человеке, к которому относились несправедливо, и об истории, которая понималась неправильно, была написана эта гуманная книга.
И книга сделала доброе дело: сто лет над человеком смеялись, глумились, говорили, что он дурак. Тынянов написал книгу и доказал, что это неправда. Книга оживила человека.
Две с половиной тысячи лет назад на юг от нынешнего Севастополя был заложен ионянами, а потом захвачен Гераклеей Понтийской - черноморской колонией Мегары - город Херсонес Таврический.
В городе был храм.
Пол храма был выложен каменной мозаикой, и этой мозаикой храм был прославлен.
Город завоевывали, отвоевывали, грабили и разрушали.
Сюда приходили скифы, тавры, хевсуры, гунны, готы, киберы, беруры, хазары, афиняне, фракийцы, спартанцы, сарматы, римляне, византийцы, турки, русские, гену-эзцы, татары.
Через полторы тысячи лет о нем знали лишь по упоминаниям в древних рукописях и по белым камням, лежащим у моря.
В 1827 году (когда Кюхельбекера везли из Шлиссельбургской крепости в Динабургскую) по приказу адмирала Грейга город стали раскапывать.
Откопали остатки храма: пол и несколько ионических баз.
Вспомнили древние рукописи, написали статью, стали приглашать туристов.
Туристы приезжали, шаркали по плитам, удивлялись.
Полторы тысячи лет город и храм разрушали завое ватели, ветер и солнце, стирали подошвами туристы.
Каменная мозаика, прославившая храм, стала серой и мертвой.
Но когда среди белых камней, лежащих у моря, появлялись путешественники, нищие проводники, зарабатывая стакан вина, показывали им чудо: они зачерпывали воду из Бвксинского Понта и обливали древние камни.
И прекрасное искусство оживало.
Значение романа Ю. Н. Тынянова в том, что он увлажнил живой водой искусства каменистую почву истории и освободил затертого, затоптанного ногами, чистого, умного и талантливого человека.
III. ГЛАВНАЯ КНИГА (1927 )
Под гнетом власти роковой...
А. Пушкин
Это был роман о человеке, который в "Роспись государственным преступникам, приговором Верховного Уголовного Суда осуждаемым к разным казням и наказаниям" не попал, но о котором сто сорок лет ведется следственное дело. Начатое 23 декабря 1825 года, когда "высочайше учрежденный Тайный Комитет для изыскания соучастников возникшего злоумышленного Общества" впервые услышал от князя С. П. Трубецкого: "Я знаю только из слов Рылеева, что он принял в члены Грибоедова...", оно не кончилось в наши дни.