Юрий Звенигородский
Шрифт:
— Не напугать, — возразил Василий. — Обрадовать. Лишь опасаюсь: не была бы радость чрезмерной.
И сызнова — разговор о тесте. Оказывается, обжегшийся на Орде Витовт опять тянет лапу к московским землям. Зарится на Псков, Новгород. Василий, угрожаемый воинственным темником, теснимый жадным литвином, размышлял: от кого начать отбиваться? А главное, с кем начать? Нужен мощный союзник! Кто бы мог им стать?
— Тверь! — ткнул пальцем в небо Юрий.
Василий покачал головой:
— Иван Тверской, не успев сделаться великим князем, отправил к Эдигею посла с верноподданническими
— Рязань! — продолжал гадать Юрий.
Брат махнул рукой:
— Олег Рязанский на ладан дышит, а сын его Федор левым оком глядит на Москву, правым на Орду.
Юрий подумал о немцах, поляках, но даже не произнес этих мыслей вслух. Сдаваясь, пожал плечами. И тут государь-братец сразил его, назвав союзника:
— Одноименец твой, Юрий Святославич Смоленский!
У Юрия стены закружились перед глазами. Возникло чистой белизны облако, постепенно принимая очертания человека, оно явило девичий облик. Узнал тонкий стан, вдохновенный лик, гордую осанку. Сами собой вырвались грустные, страдальческие слова:
— У ее отца нет своего княжества. Смоленск захвачен Витовтом. Князь-изгой неподходящий союзник.
— Ее отца! — понимающе хмыкнул брат. И еще раз обрадовал: — Помнишь Елисея Лисицу? — На Юрьев кивок разъяснил: — Сей опытный лис был мною заслан в Смоленск. Там поднимают голову противолитовские силы. Народ готов к бунту. Твой будущий тесть может взять город малым войском, которое мы ему предоставим. Он опять станет крепок, да еще независим. Погляжу я, как вытянется Витовтов лик!
Юрий задал важный вопрос:
— Что на сей счет говорят бояре?
— Оба Ивана — за! — сообщил Василий, имея в виду Всеволожа и Кошкина. — Остальные — с ними. Лишь старики чешут бороды.
В комнате воцарилась приятная тишина. Уютно потрескивали дрова в печи. Низкое зимнее солнышко сквозь оконце все окрашивало розовыми оттенками: беленые стены, брусчатый потолок, штучный дубовый пол. Хотелось думать о благостном или предаваться спокойной тихой беседе.
— Знаешь, друже? — улыбался брату Василий. — Нет, ты не знаешь, что матунька тебя родила в сорочке. Тебе во всем, всегда и везде везет. Во Пскове отменно встретил мою жену.
— То-то теперь у нее в недругах хожу, — возразил Юрий.
— Торжок отторг от непокорного Новгорода, — пропустил его слова мимо ушей старший брат.
— То-то семьдесят новоторжцев были лишены жизней самым свирепым образом! — не мог забыть Юрий.
Василий пристукнул ладонью по столу.
— Великие Булгары взял приступом!
— Воеводы брали, — отмахнулся младший брат.
— Завтра без воевод, одного пошлю, — пригрозил государь. — Едешь с большой охраной в Коломну. Встретишь на рязанской границе от моего имени Юрия Святославича с семьей и ближними людьми. — Василий встал из-за стола и подчеркнуто повторил: — С семьей! — На том, полагая разговору конец, направился к двери. Вышел с многозначительными словами: — Сам буду твоим сватом, Гюрька. Токмо старайся! Чтобы Смоленский был целиком наш, до малой косточки!
Юрий не сразу собрался с силами встать. Слишком счастливой казалась трудная государева задача. И трудна-то она была именно своим
Вышел из златоверхого терема. У крыльца — серебристая ель: так и рванулся ее обнять. Еле сдержал себя. В изумрудной подбеленной снегом красавице увидел Анастасию. Не замечал ветра в лицо, не ощущал жгучести пурги, торопливо склонился, втянув руки, уловить хвост поземки. Он показался тонким, кружевным, длинным, волочащимся по земле подолом Анастасиина платья. Дома чуть не поднес к губам нежный белый цветок, выращиваемый девкой Палашкой в деревянном горшке у окна в столовой палате. Лепестки походили на благосклонно протянутую руку Анастасии. Она, как хозяйка, встретила в красном углу сеней, но это оказался длинный убрусец, свесившийся с иконы. О, пламя блаженства — Анастасия! Она уже в его спальне, готовая разделить с ним ложе.
Юрий встал, спрятал глаза в ладонях:
— Нет, не могу, не могу, не дождусь, не выживу!
И хвала Небесам! Появился Галицкий. Залихватские усы — один прямой, другой с завитком. Взор смеющийся, все до дна постигающий.
— Дядька Борне, едем со мной в Коломну!
— Бывший кормиличич — жениху не дядька, — раболепно склонился потомок галицких княжат.
Оказывается, будучи в златоверхом тереме, он узнал о предстоящей поездке и вот пришел с предложением: осмотреть невиданную карету, предмет новейшего искусства лучших немецких мастеров, загодя присмотренную и на все сбережения выкупленную ради невесты своего князя.
Юрий накинул лисий тулуп. Чуть не бегом сошли в задний двор. Конюший распахнул во всю ширь ворота бревенчатого амбара. Князь ахнул.
Карета стояла так, что сразу была видна вся. В дверных оконцах не слюда, а стекло. На крыше золотые яблоки. Обшивка из шкуры пардуса. Ручки — райские птицы. Полозья — неведомо из чего — гибкие, — не трясись, а плыви!
— Опробуй рукой сиденье, что будет покоить зад твоей прелести, — попросил Галицкий.
Князь готов был прибить за такое. Однако дар верного слуги сковал и поверг в неизреченную благодарность.
— Ты… от тебя… только это, именно это буду помнить до смерти!
Вернулись. Таких въедливых, кропотливых сборов у Юрия не было никогда. Предстояло безошибочно выбрать, какой кафтан надеть да под какое корзно.
— Камни? Серебро? Нет, цепь, ее вид забористее.
Галицкий неодобрительно ворчал:
— В ущерб себе не фуфырься. Не сбивай с толку умницу.
— Ты прав. — Юрий во всем соглашался с всеведущим. — Она не только умница, но и скромница. Для нее злато — тьфу! Ей подай незримое. Не каждый в силах увидеть ценности, милые ее сердцу.
Сборы завершились, когда часовой на Фроловской башне пробил первый час дня.
За теплым порогом путников ждали солнце — в глаза, мороз — на кожу да снег — за ворот.
Ветер на счастье оказался попутным. Как ни свирепствовал он на открытом месте, а чувствовалось, можно ускакать от шального. Достанет, да вполсилы.
В селе Стромынь многочисленная охрана заняла всю корчму. Князю подали утренничать в отдельном покое на хозяйском верху. Однако и здесь нижний гомон мешал собираться с мыслями. Да и кусок не лез в горло.