Юрка Гусь
Шрифт:
ОКО ЗА ОКО
Ночью прилетел немецкий самолет и долго кружил над станцией, чего-то вынюхивая.
Юрка проснулся внезапно, будто кто-то за пятку дернул. Открыл глаза и прислушался. На печи похрапывала бабка. Прерывистый гул самолета удалялся. «Улетел, гад!» — облегченно вздохнул Юрка, слыша, как бухает сердце. Нет! Гул нарастает. «Ве-зу-у, ве-зу-у, ве-зу-у…» Вой лезет в уши, кусает спину мурашками.
Вдруг будто луна прыгнула с неба. В щели ставен ударил холодный белый свет. Он задрожал на стеклах буфета, заплясал на потолке. Это немецкий
— Бабушка-а! — закричал Юрка, вскакивая. — Бабушка, можно, я к тебе… на печку!
— Что? А? Замерз? Ну, полезай… Гляди-ко, светает. — Бабка заворочалась, закряхтела.
Поддерживая штаны, Юрка поспешно вскарабкался на теплую печь. Дрожа, забился бабке под бок и притих.
— Небось страшное приснилось? — зевнула бабка Василиса. — Бывает.
— Немец летает. — Юрка умолк. — Слышишь, опять, гад, развернулся. Сюда летит.
«Ве-зу-у, ве-зу-у, ве-зу-у…» Юрке кажется, что самолет сейчас обязательно сбросит бомбу прямо на их дом. Он изо всех сил упирается ногами в низкий потолок и крепко закрывает глаза: «Сейчас! Вот-вот сейчас бабахнет!»
Мур-р, мур-р… — удаляясь мурлычет мотор. Пронесло!
Ничего подозрительного не заметил на станции «юнкерс». Только зря ракету спалил. Долго висела она в ночном небе, разлив по крышам домов мертвенно-бледный свет.
В эту ночь Юрке так и не удалось заснуть. Лишь серенький рассвет прокрался в окна, на дороге зафырчали машины. По крыльцу затопали тяжелые сапоги, раздался громкий стук.
— Видать, ночлежники.
Бабка накинула на плечи фуфайку и, зевая, сползла с печи. Сунула ноги в валенки с галошами, зажгла лампу. Гремя оружием, котелками, флягами, вошли пятеро военных. Они натащили с собой в избу утреннего холода. Сгрудили в угол вещевые мешки, поставили к стене автоматы. У всех усталые лица, воспаленные глаза.
— Полезай на печь, мамаша, — пробасил здоровый парень с двумя красными кубиками на петлицах. — Мы тут сами устроимся. Малость заморились. Двое суток в машине.
Покраснев от напряжения, командир с трудом стащил грязный сапог. Размотал почерневшую портянку и, блаженно зажмурившись, пошевелил пальцами.
— Эх, портянки бы посушить, — вздохнул он. — А то ведь утром сапоги не натянешь.
— Чего он там бубнит? Не слышу! — Бабка Василиса выпростала из-под платка маленькое ухо. — Говори громче, сынок, глухая я.
Отдернув занавеску, Юрка высунул стриженную ступеньками голову.
— Сушите, пожалста, сколько влезет. Печка горячая!
— Ого! — улыбнулся командир, расстегивая ворот гимнастерки. — Оказывается, в доме и мужчина есть.
— А вы откуда едете? На фронт, да?
Юрке очень хотелось потолковать с бойцами, но тем было не до разговоров. Устроившись на полу, они натянули на головы шинели и сразу, как по команде, заснули.
Совсем рассвело. Юрка рассматривал спящих бойцов. Вдруг в стену дома стукнул камень, потом второй. Юрка глянул на бабку, гремевшую ухватом в печи, и потихоньку выбрался в сени. Юркнул в кладовку и, взобравшись на покатый мучной ларь, выглянул в отдушину.
— Эй, бабья кофта! — орал Жорка, размахивая камнем. — Выходи-ка…
Рядом с Жоркой были еще двое.
— Че надо, рыжая морда?
Жорка завертел круглой щетинистой головой на короткой шее.
Ребята прижали носы к забору.
— Отдай ракетницу, добром говорю, — дрожащим от ненависти голосом кричал Жорка. — Свистнул, гад!
— Нужна мне твоя паршивая ракетница. Если бы к ней еще ракеты были, а то… Тьфу!
Для большей убедительности Юрка плюнул.
— Не брал я ее, и ша! Ясно?
— Брешешь! Пока я поросенку хряпу натюкал, ты — через забор — и ноги приделал к моей ракетнице. Отдай добром, слышишь?
— Отдай Жоркину ракетницу, — загудели ребята.
— Говорят вам, не бра… — Юрка отдернул голову от окна.
Метко пущенный камень сбил с полки несколько бутылок. Одна из них огрела Юрку по спине, другая ударила по ноге.
— Я вас сейчас-с-с… — зашипел он. Кубарем скатился с ларя, влетел в избу.
Бойцы спали. Командир уткнулся головой в шинель, выставил голые желтые ступни. Гимнастерка задралась на спине, оголив смуглое мускулистое тело. Не спуская глаз со спящих, Юрка на цыпочках подобрался к стене, осторожно потянул к себе автомат. Бабка Василиса заталкивала в самоварную трубу красные угли и ничего не видела. Юрка незаметно попятился к двери.
Камни грохали в стену, падали на крышу и, тарахтя, катились оттуда вниз. Юрка просунул в окошко дуло автомата и, стиснув зубы, нажал на спуск. Автомат молчал. Юрка оттянул до отказа затвор, передвинул какой-то рычажок и крепко прижав приклад к плечу, снова нажал на спусковой крючок. Оглушающая длинная очередь распорола тишину. Юрка видел, как врассыпную бросились наутек ребята. Жорка со страху спрятался в кадку.
Ствол автомата прыгал в окошке, мимо уха, звякая о бутылки, свистели пустые гильзы, приклад бешено дубасил в плечо, а растерявшийся от неожиданности мальчишка никак не мог сообразить, что надо снять палец со спускового крючка.
Он не слышал, как вскочили разбуженные стрельбой солдаты и босиком высыпали в сени. Командир ворвался в кладовку и выхватил у него из рук вмиг онемевший автомат. Серые веселые глаза командира стали злыми, колючими.
— Ух и здорово, черт, палит… без этой… осечки, — ни к селу ни к городу сказал Юрка. Сказал и зажмурился, ожидая крепкой затрещины.
В этот момент с полки скатилась еще одна увесистая бутылка и кокнула лейтенанта по голове. Юрка открыл глаза и увидел, что лицо у лейтенанта стало не злое, а озадаченное. Командир осторожно поднял руки и пощупал голову.
— Шишка, — сказал он.
— Вы, дяденька, пятак приложите, — посоветовал Юрка. — Говорят, помогает.
— Прикладывал? — спросил лейтенант.
— Сто раз, — сказал Юрка. — Да у меня и так проходят. — И зачем-то пощупал голову.
— Пострелял, значит? — спросил лейтенант.
— Немножко, — вздохнул Юрка.
— В кого же стрелял?
— В небо… В кого же еще?
— А ну-ка, автоматчик, пойдем на свет божий… — Лейтенант взял Юрку за руку и вывел из чулана. Усатый боец с седыми вразлет пушистыми усами осмотрел автомат, снял диск.