Юродивый
Шрифт:
На секунду Вербе показалось, что вот он сейчас идёт, смотрит себе под ноги, а у него над ухом действительно навис этот Чёрный Человек, и что он всё бормочет, колдует, слушать велит. Верба даже несколько испугался и, чтобы убедиться, что это лишь фантазия, взглянул на друга. Тот тоже как-то внимательно посмотрел на Вербу, словно и в нём происходили некоторые переживания, и с новой таинственной силой возобновил своё прочтение:
– Этот человек
Проживал в стране
Самых отвратительных
Громил
В декабре в той стране
Снег до дьявола чист,
И метели заводят
Веселые прялки.
«До дьявола чист! Чист! Это может быть, что и бога почище будет…», – беспорядочные мысли роем рождались в голове Вербы, но ни за одну нельзя было уцепиться. Н. не останавливался:
– Был человек тот авантюрист,
Но самой высокой
И лучшей марки.
Был он изящен,
К тому ж поэт,
Хоть с небольшой,
Но ухватистой силою,
«Может, и во мне эта сила есть, может, и я в душе поэт? Ай, всё не то! Всё о себе только мысли!», – Верба даже несколько забылся и потерял на мгновение нить повествования.
– И какую-то женщину,
Сорока с лишним лет,
Называл скверной девочкой
И своею милою.
Счастье, – говорил он, —
Есть ловкость ума и рук.
«Безусловно так! Ума и рук! Ловкость! Женщиной сорока пяти лет, ой, с лишним лет! Это превосходно, восхитительно!», – всё не унимался в своём восторге Верба.
– Все неловкие души
За несчастных всегда известны.
Это ничего,
Что много мук
Приносят изломанные
И лживые жесты.
После этих слов на сердце словно камень упал, горло сдавило, Верба впал в мрачную задумчивость. Его тело штормило, и он ничего не мог с этим поделать.
– В грозы, в бури,
В житейскую стынь,
При тяжелых утратах
И когда тебе грустно,
Казаться улыбчивым и простым —
Самое
«Она идёт по жизни смеясь! Ах, эти строки, и я так живу. Искусство ли?», – несколько грустных мотивов, и Верба стал совсем мрачен.
– «Черный человек!
Ты не смеешь этого!
Ты ведь не на службе
Живешь водолазовой.
Что мне до жизни
Скандального поэта.
Пожалуйста, другим
Читай и рассказывай».
– Пожалуйста! – вновь не вытерпел и уже вслух умоляюще произнёс Верба. Н. на секунду остановился и посмотрел вопросительно, но увидев состояние друга, не задавая вопросов, продолжил.
– Черный человек
Глядит на меня в упор.
И глаза покрываются
Голубой блевотой, —
Словно хочет сказать мне,
Что я жулик и вор,
Так бесстыдно и нагло
Обокравший кого-то.
Н. сделал паузу, и возникло ощущение, что всё на миг исчезло, всё застыло и ждёт. Всё боится и всё в обиде. Н. набрал воздуха в грудь, немного опустил глаза и, смотря исподлобья на всё вокруг, полушёпотом вновь протянул первые строки, как бы напрямую обращаясь к Вербе.
– Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь.
«Я ведь тоже непременно болен, может ВИЧ, может рак, может спидорак? Ха-ха», – внимание Вербы уже начинало рассеиваться, а в голову лезли глупые, абсурдные мысли.
– Ночь морозная.
Тих покой перекрестка.
Я один у окошка,
Ни гостя, ни друга не жду.
Вся равнина покрыта
Сыпучей и мягкой известкой,
И деревья, как всадники,
Съехались в нашем саду.