Юсуф из Куюджака

Али Сабахаттин

Он чувствовал на своей спине и особенно на затылке его тяжесть. Оказывается, было что-то такое, что он скрывал даже от самого себя и в чем он сейчас даже толком не мог разобраться. Похоже, что между ним и этой девушкой что-то произошло само собой - без слов, без рассуждений. Он не в силах был понять, что именно, и только чувствовал, как эта девушка, которую несколько минут назад он считал далеким, чуждым существом, с головокружительной быстротой становится ему близкой. Придержав рукою открытую дверь и прислонившись спиной к железному засову, он спросил:

–  Что случилось?

Кюбра

подошла к двери и тихо, глухим голосом сказала:

–  Зачем ты идешь, Юсуф-ага? Что ты можешь поделать?

Юсуф, глядя на девушку, покачал головой. Кюбра снова пробормотала:

–  Ты пожалеешь… Туда тебе нет дороги…

–  Верно, - ответил Юсуф, словно до конца понял эту бессмысленную, незаконченную фразу.
– Для меня было бы лучше, если бы я не пошел… Но надо!

Кюбра тряхнула головой с неожиданной для нее порывистостью и отступила на шаг. И Юсуф снова почувствовал ее пронзительный взгляд, такой же, каким она сверлила его, когда он увидел ее впервые в оливковой роще, и снова, как тогда, почувствовал себя виноватым. Он пожал плечами, давая понять, что ничего не может поделать с собой.

–  Иди!
– сказала Кюбра.
– Я тоже уйду. Мы тоже уйдем. Я больше не могу терпеть!

Она обернулась:

–  Ступай, мать! Собирайся, пойдем!

Женщина застыла на месте. Она не слышала, о чем они говорили, но поняла, что произошло что-то необычное.

Девушка снова обернулась к Юсуфу:

–  Ты больше не увидишь нас, Юсуф…

Юсуф, побуждаемый какими-то неясным чувствами, проговорил, словно твердо знал:

–  Как знать… Мы еще увидимся.

Он медленно приоткрыл дверь, вышел из дома и, постояв немного на каменных ступенях крыльца, решительно зашагал по улице.

XIII

Юсуф не отдавал себе отчета в том, что он собирается делать. Он предчувствовал, что сегодня все переменится. Что-то должно было произойти, но он не мог ни о чем ясно и определенно думать. Что же предпринять? Юсуф ощупал рукой пистолет. Потом счел это ребячеством и усмехнулся. Решил ни к чему себя не понуждать - будь что будет, - и направился к Нижнему рынку. По дороге ему пришло в голову: «Надо поехать на виноградник Хильми-бея… А что, если там Шакир? И я что-нибудь натворю? Тогда уже ничего нельзя будет исправить».

Он пронесся по рынку, как молния. Сегодня его видели здесь уже в третий раз. Кое-кто из завсегдатаев кофейни удивленно поглядел ему вслед. Чуть пониже, на площади, стояли извозчики. Поравнявшись с ними, Юсуф остановился и стоял как вкопанный. Он осваивался с неожиданным решением, которое, как гвоздь, впилось ему в голову. Через несколько минут, овладев собой, он со спокойной улыбкой попросил дать взаймы на несколько часов крытую рессорную коляску.

–  Я поеду в Дженнетаягы и вернусь обратно. Может, немного задержусь там, - сказал он.

Извозчик знал его. Ничего не подозревая, он снял с лошадей торбы с кормом, положил их под сиденье, надел постромки и протянул вожжи Юсуфу, который тем временем успел прыгнуть в коляску.

До Соуктулумбы Юсуф ехал медленным

шагом, но потом схватил кнут и погнал лошадей во весь опор. Он потерял голову от нетерпения, весь устремившись вперед. Он, казалось, хотел обогнать лошадей. Громоздкий экипаж, раскачиваясь из стороны в сторону, подпрыгивал на разбитой каменистой дороге. За виноградниками дорога шла по краю узкого сухого оврага. Весной здесь бурлил поток, а теперь все поросло крапивой, которую рвали и раскидывали во все стороны копыта мчащихся лошадей.

Юсуф тяжело дышал, казалось, он сам, а не лошадь, мчался сюда сломя голову. Продолжать так ехать дальше - значило всполошить всю округу. Натянув вожжи, он остановил лошадей. Спрыгнув на землю, он быстро зашагал по высокой обочине. Лошади, после короткого, но трудного пробега, перебирали ногами и мочились. Приблизившись к винограднику Хильми-бея, Юсуф прижался к забору. Рука его лежала на пистолете. Вокруг не было никого. Солнце палило немилосердно. Время приближалось к третьему намазу (Третий намаз - молитва, совершается в час, разделяющий время между полуднем и заходом солнца на две равные части). Но люди все еще не могли отделаться от вялости, которую нагнала на них страшная жара, и не выходили из своих укрытий. Только из летнего особняка Хильми-бея доносилось пение и гомон, а на самом винограднике среди лоз виднелись две женские фигуры. Юсуф узнал в них Муаззез и сестру Васфи - Мелиху. Конечно, взрослые женщины не вышли бы в такую жару на солнце, чтобы есть еще незрелый виноград.

Юсуф обошел вокруг виноградника. Внимательно осмотрел все укромные уголки, все затененные деревьями места. Никого, кроме девушек, не было видно. Убедившись в этом, он вернулся к деревянной решетчатой калитке, толкнул ее и вошел. Девушки услышали, как скрипнула калитка, и оглянулись.

–  Муаззез!
– глухо окликнул Юсуф.

Девушка остолбенела. Она взглянула на ничего не понимавшую Мелиху, потом растерянно огляделась, словно кого-то искала. Нерешительность ее продолжалась недолго. Она быстро овладела собой и сказала приятельнице:

–  Ты ешь, я пойду посмотрю… Это, кажется, Юсуф, мой старший брат. Может, с отцом что случилось?

Она сама поверила в только что выдуманную ею ложь. Ей в самом деле стало страшно: а вдруг Юсуф привез недобрую весть. Пока она бежала по взрыхленной земле, цепляясь ногами за виноградные лозы, тревога ее росла. Она вся дрожала.

–  Папочка! Папочка!
– несколько раз вырвалось у нее.

Приблизившись к Юсуфу, она испугалась выражения его лица. Но когда он спросил: «Ты зачем сюда пришла, Муаззез?» - она облегченно вздохнула.

Значит, с отцом ничего не случилось. Значит, не это привело сюда Юсуфа. В другое время она испугалась бы его гнева. Но сейчас двойная радость вызвала слезы на ее глазах: она поняла, что тревога ее была напрасной, и испытывала необъяснимую радость оттого, что Юсуф пришел сюда только ради нее.

–  А что тут плохого, Юсуф?
– спросила она с наивным видом.
– Что может случиться со мной? Ведь я не одна, с мамой.

Юсуф строго смотрел ей в лицо.

–  Я спрашиваю, почему ты пришла, Муаззез?!