Ювелирная работа
Шрифт:
Едва успев взвизгнуть тормозами, белоснежное творение тольяттинских автомастеров с человеком на борту с грохотом, дребезгом и звоном боднуло вросшее в асфальт препятствие и, качнувшись, покорно застыло, не сумев преодолеть сильное сопротивление добротного строительного материала.
«Вот это номер!» — только мысленно и произнесла Лариса, опустившись тем временем на твердую почву после полуакробатического кульбита. И пришла к выводу, что, видимо, Грачев со своей компанией слов на ветер не бросает и пытается на деле реализовать свои угрозы.
— Женщина, вы целы?
А вокруг «Жигулей» уже начала собираться толпа, облепляя место происшествия, подобно пчелиному рою.
— Вызовите кто-нибудь «Скорую»!
— Да какую «Скорую»?!
— Может, еще живой?
— В милицию, в милицию надо позвонить. Вон из магазина пусть позвонят — вызовут!
Толпа гудела, обмениваясь замечаниями и оглашая улицу громкими голосами наиболее инициативных граждан. С балконов домов свешивались любопытные, наблюдая за зрелищем, будто из театральных лож.
Лариса протиснулась поближе. «Жигули» напоминали помятую жестянку из-под чая или рыбных консервов. Она без особого труда узнала водителя, разбившегося насмерть. Это оказался не кто иной, как любитель потрошить чужие кошельки, «одолживший» у нее вчера в лифте полосатого дома три сотни.
«Вот и докатался. Пристегиваться надо, идиот, — почти радостно мысленно съязвила Лариса. — Считай, что ты на мои деньги справил себе поминки. Ну что, попил пивка? Мразь!»
И тут же осознала, что, как ни крути, а на нее теперь официально открыт сезон охоты: третий день подряд у нее что-нибудь да не слава богу. Конечно, бог любит троицу, но в данном случае счет, вероятно, не ограничен.
Лариса решила, что не стоит ей здесь больше задерживаться и афишировать свое присутствие. Бояться сейчас особо было нечего. Только лучше все же попрощаться с родными и близкими местами разыскиваемого ею человека. И теперь, прежде чем решиться на следующий шаг, надо хорошенько все обдумать и взвесить, по возможности, наиболее тщательным образом.
Глава 5
Кныш был вне себя от бешенства, когда узнал от Гвоздя про то, что случилось с Боксером. Надо же так лопухнуться! Не уверен, что получится, нечего браться. Что, загорелось, что ли? Сколько их ни учишь, обормотов, что делать все надо тихо и аккуратно, быстро и наверняка, и лучше всего без свидетелей, никакого толку. А этот остолоп… Шуму на весь Тарасов, а результат — пустышка. Кретин.
Он направлялся к своей знакомой. Как ни крути-верти, а эти балбесы только и умеют, что водку жрать да ширяться. На них сейчас надежды мало. Так что придется все делать самому. Им бы только бычиться да морды бить.
Люська широко распахнула дверь и уставилась на него, будто не веря своим глазам.
— Ой, кто к нам пришел! Кого мы видим! Ну надо же! — расплылась она в улыбке.
— Все цветешь, как погляжу? — небрежно отвесил комплимент Кныш. — В гости-то пустишь? На пороге гостей встречать — дело хорошее,
— Ой, да проходи, конечно! О чем ты говоришь! — Улыбка Люськи была сродни куску сливочного масла по горячему блину. — Давно освободился?
— Уже четыре месяца.
Кныш переступил через порог.
— Ну ты гад, — шутливо погрозила она ему пальцем. — А чего же до сих пор не зашел?
— Дела, Люська, дела… — вздохнул Кныш. — Забот, как говорится, невпроворот.
— Ой, деловой! — не очень-то поверила Кнышу хозяйка. — Как там в колонии, трудно сейчас?
— В колонии, Люська, родная ты моя, всегда не сахар, — Кныш продолжал разговаривать с хозяйкой снисходительным тоном. — Что раньше, что сейчас.
— Однако по тебе не скажешь. Вон какой гладкий. — Взгляд Люськи был, можно сказать, даже ласковым и умиленным.
— Умный человек — он нигде не пропадет. Всегда найдет, как пристроиться. А я в дураках сроду не ходил. Да ты тоже, я смотрю, цветешь, как майская сирень.
— Ага, и пахну, — согласилась Люська. — Чего ж ты, если такой умный, на нары загремел? Был бы умный, не попался.
— Обижаешь, начальник, — по тюремной привычке схохмил Кныш. — И на старуху бывает проруха.
Он прошел в комнату и уселся на диван.
— Ну, и чем ты сейчас собираешься заниматься? — спросила его Люська, плюхаясь рядом с ним и заложив ногу на ногу.
— А я уже занимаюсь. Принимаю участие в строительстве светлого демократического будущего во славу нашего не совсем еще правового государства. Работаю я, хорошая ты моя, экспедитором.
— Ой, врешь! — отмахнулась цветущая и пахучая женщина. — Тоже мне экспедитор! С твоей-то ксивой. К тому же кто говорил, что лучше будет сидеть на хлебе и воде, чем ишачить за копейки.
— Права ты, Люська. Во всем права, — согласился Кныш. — Как сказал один сатирик, светлого ума человек: «Каждый народ имеет то государство, которое его имеет». Так что за копейки работать и в самом деле не стоит. Но человеку с моими рекомендациями, или, как ты изволила выразиться, ксивой, именно сейчас работы столько, что успевай поворачиваться. А если выразиться интеллигентно — неограниченные возможности и широкие перспективы.
— Ой как он запел! «Интеллигентно выражаясь», — передразнила поглощенного созиданием светлого будущего экспедитора старая знакомая. — Чего ты мне тут гонишь? Можно подумать, что девочку безмозглую в кабаке охмуряешь.
— Несерьезный ты человек, Люська, — скептически промолвил Кныш. — Я перед тобой, как на исповеди у попа. Кстати, может, сообразишь что-нибудь ради нашей с тобой встречи, так сказать? — попросил он. — Я не голоден, но за чашкой чая и разговор легче клеится.
— Сейчас, — с готовностью согласилась подруга прошлых лет и двинулась на кухню.
Для своих тридцати с лишним она была очень даже ничего. Она по-прежнему сохраняла фигуру, за которую ее и прозвали «Люська Бомба», и при этом не превратилась в толстую неуклюжую бабу, из тех, что таскаются вечно с сумками по базарам и продуктовым магазинам, переваливаясь с боку на бок.