Ювенилия Дюбуа
Шрифт:
А похуже есть куда, уж поверьте, мой ангел. На этом мелком происшествии день мой не закончился.
Уже через четверть часа, у здания м-и, я увидел как раз ту ситуацию, когда плохое воспитание вылилось в самую худшую форму, а именно: в группу вечно недовольных всем людей, которые только и делают, что требуют невозможного.
Все эти недоучки, п-ы н-х о-й, любители принижать всех, кто не является их условного ц-а к-и или не разделяет их маргинального мировоззрения. Но самое худшее в них то, что эти люди смеют кусать руку, которая их кормит!
Я сразу сделаю небольшое отступление
Но даже эти преступники не злят меня так, как все эти расплодившиеся г-ы, радикальные ф-и, т-ы, и все-все, кто вечно качает права, пытаясь нарушить сложившийся баланс здорового общества.
Представьте моё бешенство, когда я увидел группу извергов, которые посмели осквернять главное здание в нашем городе. Эти их плакаты с непонятной грязью!..
Разумнее было бы дождаться гвардейцев, которые в скором времени должны были прийти, убрав весь этот «мусор», но что-то внутри меня хрустнуло, ей богу!
Кулаки сжались в две раскалённые наковальни, а ноги поспешили в самую гущу. Всё моё нутро возжелало лично уничтожить вредителей, посмевших срать на нас, но проблема скрывалась на самом видном месте, а именно: в количественном преимуществе собравшихся нехристей.
Как только я оказался в центре их шабаша, на меня сразу набросились. Сначала обкидали яйцами, а затем достали свои биты и все на одного меня (как последние крысы) набросились, калеча моё уже немолодое тело.
На тот момент, в полуобморочном состоянии, я думал о двух вещах. Первой вещью было всё понимание моего героического, но необдуманного поступка. Казалось, что здесь я и погибну. А вторая мысль была о вас, Вера…
Хоть я не могу (по причине своей нравственности) изменить своей умершей жене. Хоть я её безгранично люблю и сейчас, но очень большой кусок моего сердца принадлежит и вам, мой нежный друг.
Завершая затянувшийся рассказ, скажу последнюю деталь. Так сказать, «постскриптум». Что самое худшее здесь был не факт насилия в мой адрес, а что приехавшие гвардейцы начали без разбора бить и вязать всех, в том числе под руку попался ваш слуга. А доблестный журналист изобразил мою персону в самом ужасном, лживом свете, показав лицо моё крупным планом на всю страну, обвинив в соучастии беспорядка.
С полицией я уладил все недоразумения, но как теперь восстановить свою репутацию? Даже не знаю, да и сил пока думать об этом у меня просто нет.
В этой форменной неразберихи меня радует то, что у меня есть верный друг в вашем лице, а ещё мой личный (секретный) способ просить о прощении всевышнего разума за всех тех сограждан, которые оступились, встав на кривую дорожку.
Но я-то знаю, что В-ь и наш с-ь простят всех этих жертв дурного воспитания. А я, в свою
С наилучшими пожеланиями, ваш Бунин С.Д.
Перечитав сообщение ещё два раза, Союз нажал «enter». Затем он выключил ноутбук, так как действительно сил не осталось, да и по времени мужчина давно должен был спать.
В ванной он наскоро почистил зубы, умылся тёплой водой, а после, без лишних церемоний, завалился на койку.
Через минуту ему уже снился сон, где он в сияющих доспехах на белом коне спасает Таможникову Веру, а после на кухне они уже пьют чай и смеются над историями, которые рассказывают друг дружке.
Наутро ответа от женщины не последовало. Как и на следующий день. По три раза (утром, в обед и перед сном) Союз доставал свой старенький ноутбук, включал его, долго ждал, пока прогрузится операционная система, и каждый раз по итогу его встречало собственное непрочитанное сообщение.
Он совсем было забеспокоился. Даже собирался написать новое сообщение. Дозорный рад был и позвонить, но кроме странички в социальной сети, контактов у него не имелось.
В голове разыгрывались нехорошие догадки. Может он давно уже в чёрном списке у этой замечательной женщины после репортажа. Что она не успела прочитать всю правду и теперь думает, что Союз самый настоящий преступник!
Сегодня настал четвёртый день игнорирования. Второе тревожное сообщение Бунин запланировал на поздний вечер, так как сегодняшний день был посвящён его личному ритуалу во имя спасения душ с-в.
Ближе к двадцати часам ритуал был закончен. Покрасневшее лицо дозорного выражало усталость. На щеках подсыхали недавние слёзы, а сами глазки (камеры ц-я и б-а — так он сам их называл), две эти маленькие оплывшие щёлки, выражали всё своё мужество и гордость.
Таинственная женщина в чёрных солнцезащитных очках с металлическим кейсом в руках стояла в коридоре, натягивая свои чёрные туфли на не очень высоком каблуке. Её персона играла большую роль в ритуале Союза. Без этой женщины он не смог бы проводить все нужные манипуляции. Старик давно пользовался услугами этой особы без имени, платя ей фиксированную цену.
Мужчина хотел чаще устраивать свой ритуал, но в финансовом плане был ограничен, поэтому о-ь грехи мог позволить себе только два раза в месяц. А ввиду всей секретности подобного действа, поиск финансирования извне даже не рассматривался, хоть в мечтах этой седой головы проплывали картинки всеобщего объединения.
Ужинать Союз не стал. После проделанной работы не так чтобы хотелось. Всё-таки он был уже не молодым мальчиком, у которого в запасе имелся лошадиный запас сил.
Несмотря на тяжелые веки, сопровождающиеся ужасной сонливостью, дозорный нашёл силы включить ноутбук, чтобы написать сообщение другу своего сердца. Своему единственному человеку, который понимает его и поддерживает.